Книга Заклинатель джиннов - Михаил Ахманов

Раздался мелодичный звук, будто ударили в колокол, и вместо далеких волшебных миров передо мною явилась призрачная улыбка Чеширского кота.

– Решение существует, – сообщил Джинн, и в его монотонном голосе послышалось торжество. Более он не вымолвил ни слова, но по экрану тут же заскользили многоэтажные уравнения с лебедиными шеями интегралов, затем появилась странно изогнутая и рассеченная конструкция – что-то наподобие поверхности Мебиуса, разрезанной по длине на бесконечное число замкнутых колец-полосок. Кольца соединялись друг с другом в определенных точках, и там мерцали алые огни; вся структура была растянута спиралью, похожей на молекулу ДНК, но, вероятно, сохраняла одностороннюю топологию. На фоне спирали вновь возникло уравнение, на этот раз короткое: слева – объемный интеграл от обозначенной буквой «омега» функции, справа оператор, заданный в декартовых координатах, так как в скобки за ним были вынесены традиционные переменные – икс, игрек, зет. Кроме того, в скобках размещалось «ку» – параметр, помеченный красным, точно так же как точки, мерцавшие в местах соединений спиральных звеньев. И что бы это значило? Смысл данной формулы и геометрического образа, который, надо полагать, иллюстрировал ее, оставался для меня неясным, но не было сомнений, что я обозреваю стержень построенной теории, некий компактный результат, столь же важный, как уравнение Шредингера или соотношение между информацией и энтропией.

Буква «ку» вдруг принялась багроветь, увеличиваться и наливаться ярким светом, что означало, вероятно, рост параметра. Две ветви спирали – не соседние, а разделенные десятком звеньев – неторопливо двинулись друг к другу, растягивая края с алыми огнями, пронизывая остальные ветви словно два стальных серпа, подвешенных в мглистой спиральной конструкции. Огоньки ползли и ползли, будто не в силах преодолеть взаимное притяжение, потом слились в беззвучной вспышке, и я с замиранием сердца понял суть происходящего: две точки совместились, две области пространства, удаленные на световые годы – возможно, на тысячи парсек! – были в соприкосновении, и разделяла их сейчас лишь невесомая поверхность врат. Или дыры, щели, окна в пространственной ткани Галактики – но эта штука, как ее ни называй, работала! Конечно, в рамках математической модели, а от модели до конструкции долгий путь, напомнил я себе, дабы поумерить прилив энтузиазма.

– Физический смысл параметра «ку»?

– Расход энергии на единицу массы, – пояснил Джинн. – Его зависимость от расстояния нелинейна и невелика. Можно аппроксимировать логарифмической функцией.

– Что это значит количественно? – Я вытер вспотевший лоб, потом не без труда сглотнул – в горле пересохло. – К примеру, мы перемещаем город… город, в котором я нахожусь… перемещаем его на расстояние в десять парсек, в систему Арктура…

– Одиннадцать целых и одна десятая, – поправил Джини.

– Ладно, пусть так… Какая необходима энергия, чтобы перенести весь город?

– Форма и размер перемещаемого участка почвы?

– Диск двухсотметровой толщины, радиусом сорок километров.

Спираль с огоньками и математические символы исчезли с экрана, сменившись белоснежной кошачьей мордочкой. Видимо, для таких расчетов присутствие Чеширского кота и даже Багиры было излишним.

– Неподалеку от места твоей дислокации находится энергетический комплекс, – сообщил Джинн.

– Да, атомная станция в Сосновом Бору.

– Ее недельной выработки хватит. В течение года можно переместить примерно пятьдесят объектов указанной тобой величины.

Потрясенный, я зажмурился и прикусил губу. Петербург, со всеми его островами, домами, храмами и мостами, с доброй частью Невы, с Кронштадтом, Пушкиным и Павловском, парил в неизмеримых далях, словно Лапута, и направлялся прямо на Арктур. За ним неслись другие города, побольше и поменьше, каждый на своей частице тверди величиной с Монблан. Или с Эверест, что, в сущности, рояли не играло… При желании в космос могли улететь все Альпы вместе с Гималаями, оставив в земной коре пару чудовищных кратеров. Фантастическая картина! Разумом я понимал, что это возможно, но чувства бунтовали.

– Очень небольшой расход энергии, а масса перемещается огромная… – пробормотал я, вцепившись в волосы всей пятерней.

– Это не перемещение, – откликнулся Джинн. – Не перемещение в том смысле, как понимают его ваши математики и физики. Это… – Он смолк на секунду и тут же сообщил: – Я в затруднении. Еще не существует терминов, чтобы описать данный процесс.

– Трансгрессия, – вырвалось у меня, – пространственная трансгрессия… Ты изобрел трансгрессор, Джинн![71]

– Понятие принято и зафиксировано. Есть еще вопросы?

– Да, конечно. Ты создал математический аппарат, но это теория. А как с практической реализацией?

Я ошибался, думая о длительном пути, что разделяет теорию и практику. Это в самом деле тяжелая и долгая дорога, но только для людей, чья сигнальная система несовершенна, а жизнь медлительна и коротка… Джинн одолел эту трассу минут за пять.

Представленная им конструкция напоминала овальную вертикальную раму; под ней располагались генераторы и поисковый блок, ориентирующий трансгрессор на тот или иной район Галактики. Но эта функция была не единственной – по утверждению Джинна, блок обеспечивал поиск землеподобных миров, а также локализацию финишной зоны на их поверхности с точностью до сантиметра. Устройство, похожее на раму, предназначалось для переброски разведчиков, которые должны были обследовать новый мир и выбрать точки для дислокации жилых, культурных и промышленных объектов. На следующем этапе в путь отправлялись города и крупные сооружения, но их переброска осуществлялась иначе, с помощью трех-четырех трансгрессорных станций, располагавшихся вдоль периметра переносимой области. Их функция состояла в том, чтобы создать переходную зону, нечто наподобие гигантского экрана размером в десятки километров, который накрывал транспортируемый объект.

И – в путь! Париж и Нью-Йорк, Москва и Лондон, Шанхай и Лима, Красноярск и Дели… разумеется, моя Саламанка и Петергоф с их университетами… В путь! За миллиарды, биллионы миль, хотя займет он не более секунды…

По экрану скользили чертежи и схемы, расчеты конструкций, модулей и узлов, макеты плат, данные из справочников. Эскиз сооружения в целом, вид сверху, вид сбоку, сечение «а», сечение «б», сечение «в», проекция на плоскость… В этом таилось странное очарование; как я уже давно заметил, эскизы и чертежи впечатляют людей – конечно, за исключением математиков – гораздо больше, чем уравнения и формулы. В чертежах есть некая определенность, даже вещественность; чертежи означают, что мы перешли от Ее Высочества Теории к Его Величеству Проекту; научным изысканиям – конец, и за работу берутся инженеры.