Книга Дочерь Божья - Льюис Пэрдью

Они услышали тревожные крики и повернулись: четыре человека в форме боролись с кардиналом Брауном, который изо всех сил старался шагнуть в огонь.

— Нет, пустите меня! — кричал Браун. — Пустите. Пустите.

Вдруг Браун издал нечеловеческий вопль, с невероятной силой, которая бывает у людей, лишь когда они теряют самое ценное, стряхнул с себя охранников и шагнул в пламя. Те кинулись было за ним, но огонь заставил их отступить. Морген сделал полшага вперед и остановился.

Какой-то миг все стояли, завороженно глядя на стену огня, не веря в то, свидетелями чего они только что стали. Затем до них донеслись крики Брауна, заглушившие даже рев пламени. Голос кардинала звучал все громче, пока не стал невыносимым. Казалось, он вопил целую вечность, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд. Обычный человек так кричать уже не может. Сет с Зоей до конца жизни будут вспоминать этот голос. В нем не было боли — только экстаз торжества.

— Да пребудет с тобой Господь, — сказал Морген.

Когда крики стихли, Сет, Зоя и Ганс Морген побежали к лестнице и к вертолету, молясь о том, чтобы он по-прежнему ждал их на крыше.

Эпилог

Кардиналы, первыми откликнувшиеся на призыв Папы, съезжались в Ватикан. Беседа с ними, не успев начаться, была прервана появлением статс-секретаря Ричарда Бордена. У него было очень странное выражение лица, Папа не смог понять, что это значит.

— Простите, что прерываю, Ваше Святейшество, но мне кажется, вы должны узнать эти новости как можно скорее. — Борден вручил ему телекс на желтой бумаге и вышел из комнаты.

Папа прочел сообщение три раза. Только тогда до него стал доходить смысл этих слов. Телекс был от епископа Инсбрука.

Он прочел телекс в четвертый раз и повернулся к гостям, которые с любопытством смотрели на него. Пытаясь ничем не выдать радость, Папа печально произнес:

— Архиепископ Венский, кардинал Нильс Браун погиб.

В комнате раздались изумленные возгласы.

— Как? — спросил архиепископ Парижский.

— Где? — спросил архиепископ Миланский.

Папа передал им телекс и снова попытался скрыть ликование: нельзя выдать себя ни единым взглядом, ни единым словом. Первый раз с раннего детства Папа Римский поверил в чудеса.

— Давайте помолимся за нашего преставившегося брата.

Папа прочел заупокойную молитву. Но сердце его пело благодарственные гимны.

Местный баварский приход использовал шале как молельный дом. Возглавлял приход хороший друг Ганса Моргена. В здании было много лакированного дерева и металлический камин, в котором сейчас потрескивали дрова. Сет Риджуэй бросил в камин еще одно полено из охапки, которую принес. Потом закрыл металлическую заслонку и подошел к Зое, которая стояла у большого окна с видом на заросшие соснами склоны небольшой альпийской долины. Он обнял жену, и та прижалась к нему.

— Так бы и стояла все время, — сказала Зоя.

— Я тоже, — откликнулся Сет.

— Знаю, прошло всего несколько дней, но кажется — целая вечность.

— Все, что было в Кардинальском Гнезде, случилось целую вечность назад.

Они долго стояли молча, глядя, как солнечные лучи пробиваются сквозь тучи, а их отсветы на деревьях напоминали языки зеленого огня.

— Господь была к нам добра, — сказала Зоя.

— Как скажешь… — Сет помрачнел. — Надеюсь, ты права. Я бы очень хотел в это верить, но у меня не получается.

Зоя сжала его руку.

— Ты поверишь, — сказала она. — Просто нужно время.

— Нет, времени для этого не хватит.

Они снова замолчали, глядя, как в долине дует ветер, морозной щеткой причесывая верхушки деревьев. Какое-то движение внизу они заметили оба. На извилистой тропе между деревьев, по которой летом туристы ходили в пешие походы, мелькнула красная куртка Ганса Моргена. Два часа назад он уехал на снегоходе в город и теперь возвращался. Маленькие груженые сани, тащившиеся за снегоходом, были сверху накрыты брезентом. Рев мотора становился громче и заглушал треск дров в камине.

— Может, тебе снова пойти преподавать? — предложила Зоя.

— Может быть, — покачал головой Сет. — Но я сомневаюсь. После всего этого — после всего, что я узнал о Страстях Софии и обо всем остальном, — придется выкинуть все конспекты и начать сначала.

Зоя повернулась к нему:

— Может, в этом кроется ответ?

— А?

— Нужно отринуть старую веру и начать сначала. — Она помолчала. — Я так сделала. Я не могла жить с верой, шитой гнилыми нитками. Нужно, чтобы в душе заговорило что-то новое. Может, тебе тоже это нужно.

Сет восхищенно улыбнулся:

— Ну ты даешь. — Он задумался. — Не знаю… мне за всю мою жизнь никогда не было так неуютно… Я как корабль без руля и ветрил.

— Я чувствовала себя так же, когда поняла, что церковь моей матери лицемерна до самой своей сердцевины.

— Но я не хочу, как ты, провести долгие годы в безверии, дожидаясь момента, когда ко мне вернется уверенность.

— Может, твоя уверенность тоже была фальшивой и теперь исчезла, — сказала Зоя. У нее сердце обливалось кровью, когда она видела в его глазах эту боль. — Может, любая уверенность — лишь иллюзия.

— Спасибо, профессор, — сказал он.

— Нет, я совершенно не то…

Он широко улыбнулся:

— Все в порядке. Серьезно. — Он обнял ее, и они поцеловались.

Позади с глухим стуком обрушились дрова в камине. Рев мотора крепчал.

— Может, избавив тебя от фальшивой уверенности, Бог таким образом говорит тебе, что начинать надо было с другого, — наконец сказала Зоя. — Тебе следует отыскать новые идеи для своих лекций, найти истину. Я думаю, Богу нравится, когда люди ищут. Возможно, универсальная истина — в том, что никакой универсальной истины нет и мы должны всю свою жизнь продолжать поиски.

— Весьма утешительно.

Рев мотора стих.

— У тебя есть мысли получше? — спросила Зоя.

Сет покачал головой:

— Талия провела много исследований, у нее собрана масса первоисточников и заметок. Она поможет нам, когда доберется сюда, — сказала Зоя. — Не говоря уже об алебастровом колесе.

— Если ты сможешь его вернуть.

— Можешь на это рассчитывать, — сказала Зоя. — Материалы и базы данных, которые я скачала с сервера, — там есть все: даты, имена, цены, накладные, номера отгрузок. Все, что понадобится, чтобы доказать, что эти шедевры были украдены — дважды — и у меня есть право вернуть их.

— Ты испортишь жизнь многим людям, — сказал Сет. — Все эти известные кураторы музеев, могущественные покупатели. Это не лучшим образом отразится на твоем бизнесе.