Книга Шестой прокуратор Иудеи - Владимир Паутов

Каиафа от этих слов своего ночного гостя побагровел, и глаза его налились кровью. Если бы он так сильно не нуждался в помощи Иуды, то, наверное, тут же приказал бы его схватить и отдать на растерзание своим свирепым сторожевым собакам, но не мог первосвященник позволить себе такой слабости, очень уж полезным человеком был сейчас для него уроженец Кериота.

– Ладно, давай о деле! – с большим трудом сдерживая ярость и негодование от наглого поведения Искариота, тихо сквозь зубы процедил Каиафа.

– Ну, ежели, ты сам предложил не спорить, то тогда говори, чего надо? Не тяни время! – спокойно проговорил Иуда, без приглашения усевшись на скамью. Сейчас он первосвященника не боялся, и вообще ему сейчас было некого опасаться. Его никто не считал предателем, ни один из бывших товарищей не поверил бы, скажи им кто, что это Иуда выдал Иисуса. К тому же, его друзья, если так можно было их назвать, разбежались и встречи с ним они не искали, да и сам Иуда особо не горел желанием видеть сотоварищей. Отношения у Искариота с другими учениками Иисуса как-то сразу не сложились, ещё с самого первого дня их знакомства. Уроженец Кериота искренне полагал, что они все тайно завидовали ему. А как было не завидовать, коли он, Иуда, был единственным земляком учителя и первым среди всех, ведь только ему доверил Иисус все денежные дела, да и артельную казну хранил Искариот, а не Кифа или брат его, или кто другой из общинников.

– Ты слушаешь меня, Иуда? – спросил Каиафа, ибо первосвященнику в какой-то миг показалось, что собеседник его совершенно не слышит, а думает о чём-то своём.

– Говори, говори, Каиафа! Я внимательно тебя слушаю! – бодро ответил ночной гость. Искариот обладал одной удивительной способностью, он умел и думать, и слушать, и разговаривать, и деньги считать, делая все указанные дела одновременно, недаром ведь поэтому и ценился всегда и везде именно за эти свои качества.

– Говори, жрец, говори! Я слушаю тебя! – вновь проговорил Иуда.

– В вашей общине ведь были женщины? – начал первосвященник.

Но Иуда, даже не дослушав его, перебил:

– Тебе, значит, нужна Мария из Меджделя?

– Да, наверное она, – последовал не вполне уверенный ответ Каиафы, ведь он действительно не знал, какая конкретно из женщин беременна, или хуже того, могла уже родить от Иисуса ребёнка.

– Учитель её любил, очень любил! Порой мне, казалось, что больше жизни и даже больше дела своего. Ради неё он готов был пожертвовать всем. В такую девушку нельзя было не влюбиться. Она красивая, умная, смелая, а глаза у неё…?! Ты бы видел, жрец, какие у неё глаза, – говорил Иуда, и от внимательного взора первосвященника не укрылся внезапно появившийся в глазах его ночного посетителя какой-то блеск радости и восхищения, как только тот заговорил о Марии.

«Ах, вот в чём дело!? Да он и сам влюблён в эту девицу из Меджделя, – понял сразу же Каиафа причину внезапно изменившегося настроения своего гостя. Почувствовав внутреннее удовлетворение, что нащупал слабую струнку в душе Иуды, на которой можно было бы неплохо сыграть, Каиафа даже похвалил сам себя за свою проницательность. – Для Иуды известие о том, что Мария беременна от Назорея и ждёт ребёнка, будет настоящим потрясением. Ведь очевидно, он ничего не знает об этом!» – радостно подумал первосвященник. Как оказалось потом, хитрый жрец не ошибся в своих домыслах. Каиафа правильно всё рассчитал, когда без всяких и долгих вступлений сразу сказал своему ночному гостю о цели их встречи.

– Так вот, Иуда, нужна мне эта девица, очень нужна! Помоги найти её! Оплата ведь хорошая! – довольно бесцеремонно, тоном, не терпящим возражений, заявил первосвященник.

– Она-то тебе зачем? – удивлённо вскинув вверх брови, спросил Искариот. Первосвященник не торопился с ответом. Он молчал и продолжал ждать, что же дальше скажет Иуда. – Ладно, я понимаю, если бы Синедриону понадобился кто-нибудь из его бывших учеников, – самодовольно принялся разглагольствовать уроженец Кериота, – взять хотя бы того же Кифу, или Андрея, ну Фому или кого ещё другого? Вреда, правда, от них сейчас никакого, ведь все разбежались, да и без Иисуса они навряд ли способны сделать что-то серьёзное. Без учителя эти невежды, как стадо баранов без пастуха. Одним словом рыбари! А женщины вообще ничего не делали. Смотрели ему в рот, слушали его, затаив дыхание, и ловили каждое его слово, еду готовили, стирали, так по хозяйству больше. Нет! От них никакой опасности. Вообще-то, повезло тебе, Каиафа, что наши с Иисусом дороги разошлись. Если бы… То мы бы с ним такого наворотили, таких дел, что тебе бы и всем вашим святошам не поздоровилось. Да и… – продолжал бывший ученик кичливо хвастаться своими так и неосуществлёнными замыслами. Первосвященник не перебивал его. Он прекрасно понимал, что все эти разглагольствования Иуды о своих самых сокровенных планах, якобы придуманных вместе с проповедником, в реальности – ответная реакция болезненного и уязвлённого самолюбия ученика Иисуса на собственную слабость перед способностями своего учителя. Очень уж хотелось моему доносчику выглядеть перед самим собой смелым, отважным, умным, а не просто подлецом.

Каиафа молча слушал Иуду. Спрятав под покровом темноты свой презрительный взгляд, первосвященник просто дал бывшему ученику проповедника возможность и время выговориться за молчание и страх, которые был вынужден претерпеть в течение многих дней, что ходил вместе с Назореем. Искариот тем временем всё говорил и говорил, доболтавшись до того, что вдруг заявил, будто бы вовсе не Иисус был головой их общины, а он, Иуда из Кериота. Каиафа ни разу не перебил своего гостя, и спорить с ним не стал. Он почувствовал, что внутренний конфликт, возникший у Иуды на постоянном чувстве ущемления собственного самолюбия и осознания превосходства над ним его учителя, даже казнённого, готов был выплеснуться на кого угодно в виде ненависти и мести. Первосвященник терпеливо слушал эти лживые слова и ждал, когда появится возможность вовремя подсунуть Иуде объект, на который бы тот смог направить всю свою накипевшую злобу. Каиафа не хотел никаких неожиданностей или «вдруг», он ждал момента, того самого, когда можно будет не просто сообщить Иуде неожиданную новость о Марии и удивить его, но огорчить, озадачить, добить окончательно, дабы тот без колебаний и сомнений выдал бы женщину, готовящейся стать матерью сына Иисуса. Первосвященник знал, как сделать так, чтобы любовь бывшего ученика переросла бы в ненависть и в запоздавшую зависть к уже умершему своему сопернику. И лукавый жрец почувствовал чисто интуитивно этот миг, когда уже можно было выложить всю правду о Марии своему ночному гостю, дабы разбудить в нём дикую ревность. Каиафа всё тонко рассчитал.

«Чем не повод для нового предательства? Он и своего учителя отдал из-за ревности и зависти, дабы самому обладать девушкой, а мне плетёт какие-то небылицы об идее! Одна у него идея – деньги!» – думал первосвященник. А ночной гость, тем временем, продолжал болтать всякую ерунду о том, как все уважали его, внимали его словам, как встречали, как слушали, любили, как Иисус советовался с ним, как…

– Она ждёт ребёнка! – решился, наконец, Каиафа огорошить своего собеседника убийственной для того новостью.