Книга Каллисто - Георгий Мартынов

Широков вздрогнул. В последнее время, когда Дьеньи была близко, он испытывал волнение и какую-то непонятную тревогу.

Диегонь попросил Мьеньоня сменить его и подошел к экрану.

Все расступились, и командир корабля около минуты всматривался в лицо своего сына, которого он не видел так долго.

Что происходило в его душе? Какие чувства испытывал он в эту минуту? Суровое лицо с резкими, выразительными чертами было таким же, как всегда. Он повернулся и отошел к пульту.

— А это, вероятно, Женьсиньг? — спросил Широков, снова подходя к экрану.

— Да, это сам Женьсиньг, — ответила Дьеньи, подчеркивая слово «сам».

Широков и Синяев уже много слышали о Женьсиньге, о котором все каллистяне говорили с глубоким уважением. Они внимательно рассматривали знаменитого ученого, крупного инженера и первого каллистянина, достигшего соседних планет.

— Он не кажется старым, — заметил Синяев.

— А вместе с тем ему семьдесят один год, — сказал Синьг.

«Сто сорок два, по-нашему», — подумал Широков.

Изображение дрогнуло и с молниеносной быстротой вернулось на прежнее место. Арка и группа встречающих исчезли из глаз.

— Вас будет встречать все население планеты, — сказал Гесьянь.

Широков вопросительно посмотрел на него. Совсем недавно, он помнил, Гесьянь говорил другое.

— Очень просто, — пояснил молодой врач. — На станции мощная бьеньета. На всех экранах, а у нас нет ни одного дома без экрана, смогут видеть ваш финиш.

— Если ваши домашние экраны так же совершенны, как эти… — сказал Синяев.

— Нисколько не хуже, — сказал Мьеньонь.

— Никакого сравнения, — улыбаясь, поправил Гесьянь. — Вы все забываете, что отсутствовали одиннадцать лет. На Каллисто многое успело измениться.

— Верно, верно. Мы не годимся для роли проводников. Нам самим придется со многим знакомиться.

Казавшийся издали небольшим, оранжевый остров быстро увеличивался. Звездолет опустился на высоту ста метров. Кольца бьеньетостанции, исчезнувшие за горизонтом, когда корабль приблизился к земле, снова показались.

Еще несколько минут — и белый шар повис над обширной площадкой ракетодрома.

Космический рейс закончился.

— В восемьсот третий день 2387 года, — торжественно произнес Мьеньонь, — звездолет взял старт с этого самого места, которое находится сейчас под нами. В четыреста тридцать третий день 2392 года мы ступили на поверхность Земли и провели на ней двести девяносто дней по нашему счету. В двадцать третий день 2393 года корабль покинул Землю и начал обратный путь. И вот сегодня, в четыреста семьдесят шестой день 2398 года, мы вернулись на Каллисто. Звездолет находился в пути, по времени, протекшем на Каллисто, одиннадцать лет и триста девяносто три дня, пролетев за это время круглым числом…

«Сто шестьдесят четыре триллиона один миллиард двести тридцать миллионов километров», — мысленно перевел Синяев.

— От всего сердца поздравляем вас с окончанием вашего героического полета, — сказал Широков.

— А вас, — ответил Мьеньонь, — поздравляем с окончанием первой половины и прилетом на Каллисто.

Корабль медленно и плавно опускался. Его двигатели работали с исполинской силой, удерживая тысячетонную тяжесть от падения. Чудовищный ураган обрушился на землю, но воздух вокруг корабля был чист и прозрачен. Площадка, на которую опускался звездолет, была так чиста, что ни малейших следов поднятой пыли не было видно.

Никто не почувствовал толчка. Белый шар коснулся родной земли совершенно незаметно.

Диегонь выключил двигатели, сослужившие свою последнюю службу, и встал. Все повернулись к нему. Несколько минут в центральном посту царила какая-то особенная, торжественная тишина.

Все молчали.

Широков и Синяев обнялись и поцеловались. Цель достигнута! Звездолет неподвижно стоял на поверхности Каллисто!

ПЕРВЫЙ ЧАС В ЧУЖОМ МИРЕ

От здания бьеньетостанции к кораблю, стоявшему в центре площадки, быстро приближался простой с виду, но совершенно непонятный для не посвященного в тайну его конструкции человека экипаж с шестью каллистянами.

Это была как будто лодка, сделанная из гофрированного материала нежно-голубого цвета. Ее дно было плоско, а борта низки. Сверху «лодка» была закрыта прозрачным и почти невидимым сплошным колпаком, без каких-либо отверстий, через которые можно было бы войти в нее и выйти.

Странный экипаж двигался у самой земли, не касаясь ее. Он летел по воздуху на высоте нескольких сантиметров. Но крыльев у него не было.

Аппаратом никто не управлял. Не было ни штурвала, ни ручек, ни педалей, ни кнопок — ничего. Не было и двигателя, по крайней мере его нигде нельзя было заметить.

Впереди сидели Вьег Диегонь и Женьсиньг. Остальные четверо расположились сзади.

Экипаж летел быстро. Иногда он плавно поднимался, встретив неровность почвы, но, перелетев препятствие, опускался опять, почти вплотную к земле.

Пассажиры молчали, не спуская глаз с приближавшейся громады космического корабля. На его вершине виднелось десять человек. Шестеро были уже внизу.

«Лодка» остановилась, но осталась висеть в воздухе. Прозрачный колпак поднялся на четырех тонких серебристых стержнях. Пассажиры вышли.

Аппарат слегка покачнулся и снова встал прямо, оставаясь неподвижно висеть на невидимых нитях, на которых он, как невольно казалось, был подвешен неизвестно к чему.

Один из членов экипажа звездолета спустился на землю у самой лодки. Он снял крылья и повернулся. Шестеро каллистян сразу увидели, что перед ними один из обитателей Земли, о которых вся Каллисто только и говорила за последнее время.

С жадным вниманием Женьсиньг и его спутники рассматривали гостя. Человек Земли был одет в необычайный костюм, но, кроме этого костюма и цвета кожи, ничем не отличался от обыкновенного каллистянина. Это был самый настоящий «мьеньк». Его глаза были закрыты темными очками.

— Я почему-то всегда думал, что обитатели других миров не могут быть похожи на нас, — тихо сказал Вьег Диегонь.

— Вы же знали, что эти на нас похожи, — ответил Женьсиньг.

Пришелец от Мьеньи улыбнулся красными губами.

— Когда-то мы думали так же, — сказал он по-каллистянски. — Но прилет вашего корабля на Землю показал, что такое мнение ошибочно. Меня зовут Георгий Синяев. А это, — прибавил он, указывая на кого-то позади них, мой друг Петр Широков.