Книга Ренегат - Артем Мичурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дикой в бессильной ярости скрипнул зубами, пытаясь высвободиться из пут.
– Тихо-тихо, – осклабился охотник, – не перетруждайся, а то снова блевать начнешь. Вон, уже сосуд в глазу лопнул.
Этажом ниже послышался скрип дверных петель, топот и звук падения двух тяжелых предметов на что-то мягкое.
– Шестнадцать, – ухмылка Коллекционера сделалась еще шире. – Знаешь, за время моего отдыха в «Черном Закате» я, пользуясь избытком свободного времени, много думал. О разном. В том числе и о тебе. О нашей с тобой дружбе. Сколько мы знакомы?
– Убью, падаль! – процедил Дикой, брызжа слюной.
– Лет пятнадцать, не меньше, – продолжил охотник как ни в чем не бывало. – Долгий срок. Многие столько и не живут. А какие дела вместе проворачивали. Ты помнишь? Помнишь тот заказ на капитана баржи? Один бы я там не справился. Мы были славной командой, пусть время от времени, но… Я тебе доверял. О, – Коллекционер поднял указательный палец, расслышав повторившиеся звуки внизу, – восемнадцать.
– Ты никому не доверял, – голос Дикого сделался похож на звериное рычание. – И тебе не доверял никто. Чертов мутант. Думаешь, мне хоть раз было дело до твоей вонючей шкуры? Да срать я на тебя хотел!
– Грубо, – расстроенно покачал головой охотник. – Не такие слова я надеялся услышать. Может, передумаешь и повинишься, пока есть возможность?
Дикой аж побагровел от негодования. Привязанные к подлокотникам руки затряслись в тщетной попытке схватить обидчика за горло. Но все, на что хватило сил, выразилось в плевке, который так и не достиг цели, повиснув на скривившихся губах.
– Жалкое зрелище, ей-богу, – поморщился Коллекционер.
– Сука! Зубами порву, блядь!
– Тс-с-с, – охотник снова прислушался, – двадцать. Прости, я тебя перебил. А заодно и всю твою шайку. Ну ладно, у меня мало времени. Ты собираешься каяться или нет?
– Тварь! – прорычал Дикой, вытягивая шею, будто и в самом деле вознамерился загрызть наглеца, однако быстро выдохся и, тяжело дыша, поник. – Давай уже кончай с этим. Заебал своей болтовней.
– Таким будет твое последнее слово?
– Нет, мое последнее слово будет – отсоси.
– Что ж, у тебя был шанс. – «Пернач», не спеша, покинул кобуру и нацелился в красный, покрытый испариной лоб с пульсирующей веной посередине. – Прощай.
Палец нажал на спуск.
Дикой вздрогнул одновременно с ударом курка о боек и затаил дыхание, словно все еще не будучи уверен, жив он или мертв.
Дверь из коридора открылась, и в кабинет вошел Репин.
– Ну что? – обратился он к охотнику. – Закончил?
– Как договаривались, – указал Коллекционер на часы.
– Полегчало?
– Да, спасибо большое. Мне теперь гораздо лучше.
– Ах ты мразь паскудная! – выдохнул Дикой.
Охотник, направляясь к выходу, остановился и молниеносно выхватил пистолет из еще не застегнутой кобуры.
Только что отыгранная сцена повторилась один в один.
– Надо же, – усмехнулся он, – не надоедает. Можно я через часок загляну?
Репин сглотнул и опустил автомат:
– На сегодня достаточно.
К пяти утра Стас и Бакаюров приняли вахту от Павлова и Дьяченко. Те спустились с высотки, продрогшие до костей, и теперь отогревались трофейным чаем. Обнаруженные в здании запасы спиртного капитан тут же объявил неприкосновенными, пообещав за распитие взыскать по всей строгости.
С собой наблюдатели получили кусок сала, буханку ржаного хлеба, травяной чай в термосе и тяжелый мощный фонарь для сигнализирования Злобину о приближении непрошеных гостей. Сапер, закончив минирование периметра, был назначен дежурным у входа, как имеющий самую неброскую внешность и даже, по словам Коллекционера, походивший всеми чертами лица на среднестатистического ублюдка.
Курган битого кирпича у основания высотки поднимался почти вровень с оконными проемами третьего этажа.
Стас запрыгнул внутрь и подал руку сержанту.
– Жутковато здесь, – осмотрелся Бакаюров. – Давно он брошен?
– Не знаю, – ответил Стас, проводя ладонью по чудом уцелевшему лоскуту выцветших и изъеденных плесенью обоев.
Они стояли посреди просторной комнаты с большим окном и проемом балконной двери. Кирпичная пыль и осыпавшаяся штукатурка серым настом устилали пол. Там, где ступала нога, пыль разлеталась, открывая куски замысловатого геометрического рисунка, отпечатавшегося на черном паркетном клею. Холодные стены, обросшие за ночь инеем, поблескивали в свете звезд ледяными кристалликами.
– Пойдем, нечего здесь разглядывать, – Стас миновал узкий коридорчик и вышел на лестничную площадку.
Железобетонная лестница, к счастью, пострадала не столь сильно, как можно было предположить. Перила канули в небытие, срезанные под корень, кое-где бетон раскрошился, куски его висели на погнутой ржавой арматуре, грозя сорваться вниз и прибить редкого прохожего, но все же восемь пролетов позволяли, хоть и без особого комфорта, перемещаться со второго по шестой этаж. Девятый – верхний – пролет упирался в глухую стену из обломков рухнувших перекрытий, что, помимо невозможности занять более выгодную для стрельбы позицию, давало лишний повод задуматься о способе доставки груза на двадцатисемиметровую высоту.
Поднявшись на крайний этаж, наблюдатели разошлись по противоположным квартирам – Бакаюров, прихватив сигнальный фонарь и половину выделенного пайка, отправился встречать гостей со стороны западного пригорода, а Стас взял на себя пустырь, отделяющий резиденцию Дикого от южных трущоб.
Предыдущий наблюдатель за время своего дежурства успел кое-как обжить неуютные апартаменты. В маленькой комнатке, служащей раньше, судя по всему, кухней, Стас обнаружил приставленный к стене возле окна металлический стул с заменяющим сидушку куском доски и перекинутым через спинку байковым одеялом. На пыльном подоконнике отпечатались следы сошек.
– Спасибо, лейтенант, – поблагодарил он своего предшественника и, накрыв одеялом сидушку, взгромоздился на единственный в квартире, а может, и во всем доме предмет мебели.
К половине восьмого чернильная синь, испещренная точками звезд, начала медленно, но неумолимо светлеть. День обещал быть ясным, хотя ночной морозец все еще не отступал. Одеяло недолго пролежало у Стаса под седалищем, очень скоро перекочевав на плечи. Без движений тело становилось легкой добычей холода. Дрожь не унималась. Выдыхаемые струйки пара оседали на автомате, делая блестящую оксидированную сталь матовой.
– Ну и стужа, – в дверном проеме, в одной руке неся кружку, а второй растирая плечо, появился Бакаюров. – Чайку плеснешь?
– Это можно, – Стас наклонился и вытащил из рюкзака термос, – подставляй посуду.
– Ого, смотри-ка, прямо кипяток. Хорошо держит.