Книга С открытым забралом - Михаил Сергеевич Колесников

нарымской ссылке, потом в томской тюрьме. Сколько лет прошло с тех пор? Ему уже тридцать два... Как стремительна жизнь... Летит, летит, и каждый день доверху наполнен все новыми и новыми горячими событиями.

Михаила Васильевича он разыскал во дворце эмира. Фрунзе что-то торопливо писал. Увидев Куйбышева, поднялся, бросился навстречу.

— Объясните мне, пожалуйста, Михаил Васильевич, что такое полномочный представитель? — попросил Куйбышев, явно настраиваясь на шутливый тон.

Но Фрунзе игры не принял, даже не заметил, что Валериан Владимирович одет в штатский костюм, при галстуке.

— Завтра уезжаю в Москву, — сказал он без всяких предисловий. — И не в командировку, а к месту новой службы. Завтра. Срочный вызов товарища Ленина.

Все это было так неожиданно, что Валериан Владимирович застыл на пороге.

— К месту новой службы? — переспросил он. — А где теперь будет место вашей новой службы, Михаил Васильевич?

Фрунзе неопределенно хмыкнул, сощурился:

— На войне! Назначают командовать фронтом против барона Врангеля — вот мое новое место службы. Наше место службы всегда в бою, в драке — где же еще?

В такую скоропалительность событий даже как-то не верилось: еще дымятся развалины Бухары, еще не выловлены приспешники эмира, а Фрунзе уезжает. Уезжает... Удастся ли им свидеться еще когда-нибудь?

Куйбышев порылся в памяти: Врангель... Потомок прусского генерал-фельдмаршала графа Врангеля Фридриха Генриха Эрнста. Подавлял революционное восстание в Берлине в 1848 году. Потомок... А может быть, и не потомок? Не все ли равно?

— Возьмите меня с собой. Мы наломаем ему бока. В тех местах где-то воюет мой брат Коля...

— Я ждал вашего приезда сюда с нетерпением, — сказал Михаил Васильевич. — Боялся разминуться...

Оба погрустнели. Сидели молча, не замечая красоты убранства внутренних покоев ханского дворца.

Валериан Владимирович порылся в полевой сумке, вынул томик Цицерона, протянул Михаилу Васильевичу. Тот с удивлением повертел книжицу и хотел вернуть.

— Это самая дорогая для меня вещь, — сказал Куйбышев. — Здесь пометки моего отца. Есть и мои пометки. В тюрьмах и ссылках делал. О старости, о дружбе, об обязанностях.

— О старости почитаю с удовольствием, — сказал, нехотя улыбаясь, Фрунзе. — Можно ведь и не дожить до нее, а узнать, что это такое, хочется. — Полистал. томик, прочитал вслух: — «Так же, как борзый конь после многих побед олимпийских, бременем лет отягчен, предается ныне покою...» Кстати, о борзом коне. Вы знаете моего англо-араба? Мне его подарил Василий Иванович Чапаев. Возьмите чапаевского любимца — теперь он ваш. И не возражайте!

Куйбышев сделал протестующий жест:

— Но... Никогда! У меня есть добрый конь.

— Знаете, что говорил Василий Иванович, передавая своего красавца: «Он мне вроде дитяти малого. Сберечь хочется. А как его сбережешь, если себя не бережешь? У вас-то он целее будет. Богом прошу, не отказывайтесь». Вот и я богом прошу — возьмите! Не везти же мне его в Москву, а потом на новый фронт? Он навоевался, хватит...

И была странная непривычная мягкая ласковость в словах Михаила Васильевича.

Они поднялись, прошли в конюшню. Конь повел на них фиолетовым глазом. Михаил Васильевич прислонился щекой к его мягким губам, постоял так немного, потрепал по холке, потом дал кусочек сахару.

— Вот твой новый хозяин, — сказал он негромко, указывая на Куйбышева, будто конь в самом деле мог понять его. — Служи ему так же, как служил Василию Ивановичу и мне...

Когда уходили, конь тоненько и печально заржал. Но Фрунзе не обернулся. Валериан Владимирович почувствовал, как у него перехватило горло.

Уехал Фрунзе. Уехал Фурманов. Словно распалась какая-то связь. Не то чтобы Валериан Владимирович чувствовал себя в глухом одиночестве, нет. Те, кого он знал близко и успел узнать здесь, уезжали на новый фронт. А он оставался без их духовной поддержки в необычной роли дипломата.

Он думал о своем младшем брате Николае. Где Коля сейчас? Еще в восемнадцатом добровольно вступил в Красную Армию, командовал бригадой, дивизией, освобождал Орел, Курск, Донбасс. Разгромил и уничтожил десант врангелевского ставленника Назарова, который пытался поднять восстание на Дону.

Конечно, Валериан Владимирович не может знать, что скоро, очень скоро, всего через месяц, его брат Николай поступит в распоряжение командующего Южным фронтом Фрунзе и 9‑я стрелковая дивизия Николая Куйбышева в боях с Врангелем покроет себя неувядаемой славой. Особенно беззаветно будет драться 77‑й полк этой дивизии: он весь поляжет в неравном бою, но не отступит. О Николае и его героической дивизии Валериан Владимирович узнает из газет, из печатного выступления Фрунзе: «Рабоче-крестьянская Россия может гордиться такими своими защитниками; пока в рядах Красной Армии будут такие геройские полки, как 77‑й, легший костьми на поле брани, но ни пяди не уступивший врагу, — она будет непобедима».

Так братья Куйбышевы навсегда вошли в биографию Фрунзе, а он вошел в их биографии.

Где сейчас Дмитрий Фурманов, с которым Валериан Владимирович хоть и редко общался, но успел оценить как незаурядного человека с глубоким, серьезным и героическим отношением к жизни? Он тоже на фронте, на Таманском полуострове.

Война не затухает. Будут жертвы, и, возможно, немалые. Но что-то изменилось в мире.

Валериан Владимирович осознавал важность своей миссии в Бухаре. Он с головой ушел в разработку договора, регулирующего отношения между РСФСР и Бухарской Народной Советской Республикой. Чем больше вдумывался он в смысл происходящих событий, тем необыкновеннее они ему казались. Что такое Бухарская Народная Советская Республика? Почему народная, а не социалистическая?

Во всем следует разобраться. Надо понять, взвесить... Без этого нельзя правильно определить линию поведения. Бухарская революция — явление необычное в деятельности Коминтерна, у нее нет примера в истории.

Психическое напряжение не ослабевало и оттого, что бежавший эмир не угомонился: создал в Восточной Бухаре армию, командование которой поручил басмачу Ибрагим-беку. Готовились к походу на Советскую Бухару и курбаши Курширмат, Муэтдин, Исраил. Национальных кадров не хватало. Плохо было с продовольствием. Внутри самой Бухары зреет заговор мулл, баев и притаившихся беков.

Самостоятельное государство... Казалось бы, какое дело полпреду другой страны, пусть даже дружественной, до всех этих трудноразрешимых вопросов? Разве он обязан думать о хозяйстве или военных делах этой страны? Он дипломат, лицо, уполномоченное своим правительством для переговоров и дипломатических отношений с представителями других государств. Он не советник, а полпред.

Куйбышев перелистывал старые книги по истории дипломатии. Новых просто еще не существовало в природе. Советская дипломатия только рождалась, и она резко отличалась от