Книга Государи московские. Книги 1-5 - Дмитрий Михайлович Балашов

Небо осветлело. Поднялся ветер, и пошел крупный дождь. Вымокли до нитки, зато скоро тучу свалило и стало проглядывать солнце. Густой пар стоял над прудами. Подсиненное облачное молоко рыхло волочилось, таяло, открывая синие размытые проталины. Белой порошею цвела на паровых полях свинка. Редко-редко доносился со стороны крик ратая да далекое конское ржанье, и снова только глухой чавкающий топот сотен копыт, шумное дыхание людей и лошадей, стук или звяк стремени да по временам резкий окрик старшого. Казалось, неоглядная тишина волнами расступалась и снова смыкалась позади проходящей рати, гася все звуки. В тишине наливалась рожь и яровые, светло колосился овес. А небо намокало лиловою влагой, от земли, от травы парило, солнце грело сквозь прозрачную облачную пелену, и ветер сушил землю, начинавшую ошметьями отлипать от копыт коня. И сквозь волглый зипун Федору уже начинало парить плечи и спину.

Уже показались сосны. Твердая лесная земля обрадовала всех. Кони перешли с рыси на скок. Вытягиваясь длинной змеей, ратники исчезали под влажной крышей бора.

«Успеть, успеть, успеть!» Уже ярость скачки захватила и людей и животных. Еще кто-то, захрапев, сполз с седла, еще чей-то конь, шатнувшись, сбился и стал заваливаться. Мокрые сосновые ветви хлестали по лицу.

Стало жарко. Солнце высушивало ветви. Густо парило, обдавая горячим лесным духом хвои, муравьиных куч, черничника и болотной травы. Почти не останавливаясь, пересаживались опять на поводных коней. Скакали. К вечеру небосклон опять облегла нешуточная туча, похоже, к большому дождю.

– Уже близко! – пронеслось по рядам. Кого-то услали вперед, хотя казалось, что быстрее скакать уже нельзя, и Федор потрогал в тороках увязанную бронь.

Пахнуло холодом. Быстро темнело. Туча, густо-синяя, сизая, цвета голубиного крыла, закрыла уже треть неба. Вечернее солнце вдруг вырвалось из-за дальнего края ее, и Федор, оборотясь в огненное пыланье лучей, на миг ослеп, только радужные круги пошли перед глазами. Солнце легло на дальний лес, зажгло красными свечами стволы сосен, закрапал дождь, и над лесом, над пронзительно зеленой хвоей багряных сосен встала высокая радуга. И туда, под арку радуги, спешили, переходя с рыси на скок, князь с дружиной, чая уйти от дождя и опередить татар.

Выскакав из лесу, они сгрудились на холме вокруг князя. С угора открывалось широко вперед, туда, к Переяславлю, еще не видному за холмами.

– Рать турит!

– Наши!

– Татарва!

– Наши! По шапкам видать!

– Успели, кажись!

– Ну, Митрий Саныч, – выкрикнул кто-то весело, – век не позабыть, как скакали нонеча!

И Федор, поднеся трясущуюся руку с плетью к глазам, бурно дыша и ногами ощущая, как тяжело дышит, раздувая бока, конь, тоже запомнил навсегда отсюда, с холмов, сбегающую вниз дорогу, развороченное, дымно-кровавое небо и внизу тусклые, блекло-рыжие кровли соломенных деревень.

От Переяславля им встречу скакали, размахивая шапками, верхоконные.

Татар они не опередили, но поспели все-таки вовремя. Престарелый Гаврило Олексич уже третий час спорил с начальником татарского отряда, с трудом отстаивая княжой терем и входы на башни. Меж тем уже начиналась драка. Татары брались за плети, с плеча хлестали, норовя по глазам, ратных Гаврилы, а те, оборотив копья, отбивались древками. Свалка грозила перерасти в побоище, тем паче что кое-кто из татар уже отъезжал подалее и доставал луки.

Гаврило оборотил к Дмитрию гневно-беспомощное лицо. Вспыхнув радостью, увидел сына, Окинфа. Дмитрий в опор, пустив коня, врезался в татарский строй, и за ним его дружинники, ополоумевшие от скачки, грязные, с напряженными скулами, на запаленных конях, готовые ринуться в клинки.

Дмитрий гневно, не трогая меча, оборотился к татарскому мурзе. Татарин, скаля зубы, вложил до половины вытащенную кривую саблю.

– Без ханского ярлыка не пущу!

– Ярлык будет!

– Когда будет, тогда и перемолвим. А тут – я князь. Тут вотчина моя!

В ворота въезжали новые ратные. То был второй Гаврила, с сыном Андрейшей, с дружиной усольцев и кубричан. Татарский воевода вдруг перестал разговаривать и издал дикий горловой крик. Татары разом заворотили коней и конным ливнем ринулись вон из крепости. Кто-то на дороге схватил арканом высунувшуюся бабу, поволок и почти на скаку подхватил на седло. Несколько стрел пущенных через плечо, вполоборота, просвистели в воздухе, кто-то охнул, схватившись за руку, другой скорчился: стрела попала в живот.

– Ну и бьют, гады!

– Догнать! – бросил Дмитрий, но загнанные кони уже не годились для погони. Татарский отряд легко уходил на рысях.

– Скачи вслед! Не то деревни пограбят! – приказал Дмитрий второму Гавриле.

Все это произошло так быстро, что Федор опомниться не успел. Оглянувшись, он увидел, что переяславский баскак стоит как ни в чем не бывало на крыльце ордынского двора. Дмитрий смерил его взглядом, тяжело спешился и полез на крыльцо. За ним – несколько человек бояр. Ратники, и местные, и те, что прискакали, не слезая с седел, ждали, что будет. Но вот князь вышел, и за ним, гремя оружием, показались бояре. Он дал знак, и у крыльца ордынского двора стали ратники, опершись на копья. Прочие начали спешиваться и выводить коней.

Сшибка в Переяславле и слухи породили общий переполох. Жители побежали кто куда, спасаться. Пришлось останавливать, ворочать, объяснять. Баскак, задержанный князем, слал грамоты в Орду, Дмитрий тоже. Бояре разъезжали по деревням, объясняли, что осенью, в распуту, татары уже не пойдут. Жители с оглядкой ворочались жать хлеб.

Осень стояла переменчивая: то дождь, то солнце. Неуверенность была и в людях. Работали и не спали ночами, сожидали татар. Разъезды стерегли все дороги. Спешно закупая товар, спешили убраться подобру-поздорову новгородские купцы. Бояре увозили семьи в дальние лесные деревни. Князь Дмитрий уперся. Отослав жену с дочерьми в Новгород, укреплял город. Оба сына, Иван и десятилетний Александр, оставались при нем. Передавали, что хан вызывал Дмитрия в Орду, но князь не поехал. Кто и думал, что еще обойдется. Сбежавшие в первые дни потихоньку возвращались домой.