Книга Покушение в Варшаве - Ольга Игоревна Елисеева

изобилием ковров и дорогого холодного оружия, развешанного на них. При этом роскошные персидские с цветами и толстым ворсом валялись на полу. А простенькие, грубые кавказские циновки были прибиты к стенам. Именно на них и красовались шашки, шишаки, кольчуги и круглые железные щиты.

– Это барахло пытались мне всучить вместо аманатов, – заявил генерал. – Никак не могли взять в толк, что наместник белого царя берет заложников. Раньше верили на слово. А у них дать слово гяуру, что плюнуть на ветер. Родная же кровь очень ценится. Всполошились, – Алексей Петрович изобразил охватившее старейшин возмущение. – Вай-вай! Белый царь никогда… Я их отучил от этой мысли, сказал: я служу белому царю, но сам я Чингизид по матери, брата моего не видали – чистый татарин. Что правда, – он подмигнул. – И тут же все унялись, и уважение совсем другое. И подчинение полное. Боялись. Не то секир башка будет. От Чингизида только этого и ждали. А ведь у них у самих такие варварские бывают наказания… Должнику, например, вбивают в череп его же вырванные зубы. На таком фоне моя невинная затея – собрать детей мирных князей и поселить у себя во дворе, чтобы их роды сохраняли верность – просто благодеяние. – Он засмеялся, но его смех был неприятен, как глубокий грудной кашель.

Генерал поместился на полосатом диване, жестом приказал слуге подать трубки.

– Курите?

Жорж покачал головой.

– Но не препятствую другим. В Москве у персов прекрасный табак.

– У меня лучше, – ворчливо сообщил Ермолов. Он подогнул под себя ноги в носках и чуреках и затянулся.

– Божественно! Теперь только на Кавказе и встретишь открыто курящего офицера.

– Государь не одобряет.

– Он бы еще солдатам водку запретил, – хмыкнул Алексей Петрович. – Ну, я весь ваш, пытайте.

Жорж поерзал.

– Фехи-Али-хан, нынешний шах, каков он?

– Слаб, двуличен, малодушен. Тиран со всеми вытекающими из подобного звания качествами. Куплен англичанами. Вы ведь учтите, что при самомнении персов им искренне кажется, что любой посол прибыл перед ними заискивать, просить покровительства и на все соглашаться, счастливый уже оттого, что увидел «колебателя семи небес». Проигранные войны их ничему не учат. Они их тут же забывают. Для них конец света пришел не когда их разбили, а когда я как посол отказался снять туфли и надеть красные чулки, чтобы предстать перед шахом. – Он засмеялся своей давней каверзе. – Я так и попер в сапогах.

Жоржу помимо воли очень нравился этот человек. Что за кошка пробежала между ним и отцом? Между ним и государем?

Эта кошка называлась цесаревич Константин Павлович. Друзья его юности все были против Николая и ждали от коронации своего кандидата больших перспектив по службе… Не дождались. Впрочем, колебания верности тем сильнее, чем больше человек подвержен влиянию французских просветителей. А Алексей Петрович любил ворошить Вольтера с Монтескье. Хотя им обоим предпочитал римлян – Тацита и Вергилия.

– А Аббас-Мирза? Его сын? – задал Жорж следующий вопрос.

– Третий сын. – Ермолов поднял палец. – Совсем другой человек. Хищный. Умный. Я бы сказал, сильный, если бы тиран мог быть силен. Но он так же боится предательства своих вельмож, как они боятся его гнева. Аббас-Мирза уговорил отца допустить англичан в армию учить солдат. Британцы считают его полностью преданным себе. И оплачивают эту преданность. Однако принц не тот человек, на которого может положиться кто-либо.

– Он мог отдать приказ убить посла?

Ермолов пожевал пухлыми губами, вынул изо рта трубку и сплюнул себе в кулак.

– Мог. Но вряд ли. Его интересует польза, которую можно от нас получить. И он не простил англичанам прошлой войны. Они толкали персов нападать на нас, уверяли, что мы не сможем оказать им сопротивление.

«Так бы и случилось, – подумал Жорж, – если бы мятежники победили в Петербурге и заварилась гражданская война. Почему бы соседям не оторвать кусок по границе?»

– Шах провозгласил Аббас-Мирзу наследником, он слушает его? – вслух спросил гость.

– Вовсе нет, – фыркнул Алексей Петрович. – Но делает вид, что слушается. Я был против провозглашения его наследником. Хотя из Петербурга Нессельроде дал мне такие указания и даже требовал идти на уступки. Вести себя как филантроп в отношении этих дикарей. Я счел, что он знает здешние дела хуже меня, и не стал следовать его системе. Нам выгодно, чтобы наследники шаха, а их три, воевали друг с другом. Точно так же, как они утешались мыслью, что у нас сцепятся два шахзаде. Нда-с, не выгорело.

Жоржу показалось, что собеседник говорит с сожалением.

– А теперь скажите, юноша, чего вы от меня хотите? – Ермолов прищурился. – Чего хочет ваш отец, я знаю. Подтверждения его догадок насчет англичан. Да, они. Чего хочет «человек в сапогах», Карл Иванович, я тоже понимаю. Узнать, все ли когти старому барсу открутили? Можно ли его пустить хоть в Совет, на краешке стула посидеть? Можно. Нужно! – едва не закричал собеседник. – А вы? Что надо вам?

Жорж почувствовал, что от глаз-буравчиков проконсула ему не по себе.

– Я пытался прояснить ситуацию, – отозвался он.

– Хороший ответ, – похвалил Ермолов. – Но вряд ли за прояснением ситуации вы поскакали бы под Орел. Я ведь могу и заставить вас говорить. – Генерал посмеивался в седые усы.

В комнату вошли два молодых человека, немногим младше самого Жоржа. Такие же кряжистые, как Ермолов, но со смуглыми, оливковыми лицами и темными быстрыми глазами.

– Мои сыновья, Север и Омар, – представил Алексей Петрович, – их матери из очень уважаемых семей. Я взял жен, чтобы иметь под рукой преданную родню. Чтобы скрепить мир. Так-то на Востоке дела делаются. Если царь хочет мира с персами, пусть отдаст за Хозрев-Мирзу одну из своих дочерей. Беды нет, что маленькая, там подрастет.

«Да он издевается!» – мелькнуло в голове у гостя.

– Шучу, конечно, – подтвердил проконсул.

– Она православная…

– Я тоже, – рассмеялся Алексей Петрович. – Однако жены были. Я отпустил их с дочерьми обратно к семьям, щедро одарив. Но сыновей забрал с собой. Теперь пойдут в артиллерийскую школу. Будут офицеры. Надеюсь, не опозорят моих седин.

– Я приехал за советом, – выдавил Жорж. – Как удержать персов в узде.

– А я его дал, – без тени усмешки отозвался генерал. – Поманите их девкой и держите, как морковку на веревочке перед мордой у ишака. Если не царской дочерью, хотя это совершило бы полный переворот, и они были бы наши… так хоть большого паши. Принц успел в Москве в кого-то влюбиться?

– Нда-а, – протянул гость. – Мадемуазель Демидова, мадемуазель Бибикова…

– Это что, падчерица вашего отца? Славно.

– Ничего славного, мать в ужасе! – вырвалось у Жоржа. – Отец ничего не знает.

– Ему и не надо, – заверил Ермолов. – Заставьте девку делать шахзаде авансы. Остальное посольство одарите по-царски. Другого способа кроме денег с этими алчными мерзавцами нет.

– Но вы ведь сами говорили про силу. Наша умеренность после войны не была оценена…

– Вы так и не поняли, – огорчился Алексей Петрович. – Сначала поманить, а потом скрутить в бараний рог, чтобы пикнуть не могли. Вот это по-персидски. Жаль, убить нельзя, – он повел бычьей шеей. – А потом в мешке отправить головы домой. Это они понимают. И, поверьте, именно этого ждут. Считают достойным. А наши игры в милосердие для них лишь приглашение к новой резне на границе.

Жорж задумался.

– Девкой, девкой нужно действовать, – повторил Ермолов. – Я и подсылам от московских родов сказал: