Книга Три сердца в унисон - Liticia09
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страшно.
Т/И замерла посреди пустынного коридора Хогвартса, держа в чуть подрагивающей руке волшебную палочку и чувствуя, как гулко стучит в её груди скованное железными цепями ужаса сердце.
А напротив неё стояла она — её лучшая подруга, человек, который был с ней рядом с самого первого дня в этой школе, с которым они прошли так много, что, кажется, Луна уже успела стать неотъемлемой частью её самой.
Движения Луны чуть неуклюжи и скованны, а глядящие куда-то в сторону глаза казались бездонными, пустыми колодцами потухшей души. Стоящие чуть поодаль слизеринцы мерзко хохотали, глядя, как они направили друг на друга палочки, улюлюкали, подзуживали когтевранок, предвкушая грандиозное представление.
Т/И хотелось что-то крикнуть, достучаться до разума её подруги, сделать хоть что-нибудь — только бы этот ужас прекратился.
Только бы вернуться всего на десять минут назад и свернуть в другой коридор.
Только бы проснуться в своей тёплой постели в родительском доме и понять, что всё произошедшее за последние месяцы — лишь жуткий кошмар…
Но реальность не хочет отступать, и вот её лучшая подруга, на которую только что, у девушки на глазах наложили Империус, начала метать в Т/И заклинание за заклинанием, а семикурсница ставила щит за щитом, уворачивалась, загнанным кроликом металась по всему коридору под громкие, насмешливые предположения того, когда же она всё-таки сдастся и начнёт бороться за свою жизнь.
Но Т/И не может.
Лучше Круциатус.
Лучше Авада.
Но только не то, чего они добиваются…
Страшно.
Т/И, её однокурснику, девочке из другого факультета, старосте, строгому декану, призраку, который и так уже мертв, древнему старцу из картины на пятом этаже, всегда приветливо улыбающемуся профессору, а может, даже директору Хогвартса, которого теперь Т/И ненавидит всей душой — им всем страшно.
Страшно до дрожащих пальцев рук, страшно до потери рассудка, страшно так, что, кажется, ещё немного — и этот страх ядовитым туманом просочится в её кожу, отравит её изнутри, злобными пастями выест всё то, благодаря чему она до сих пор держалась.
И в то же время страх — это то, что продолжает двигать Т/И вперёд в отчаянном желании защитить себя и близких, родных, любимых, а может, и совершенно посторонних ей людей, потому что это очень страшно — видеть чужие мучения.
Видеть чужую смерть.
Страшно.
Да, ей страшно.
И это нормально.
Это то, что делает её живой.
Главное — продолжать делать всё, чтобы страх не завладел девушкой, продолжать бороться с ним, продолжать шагать дальше вопреки ему, не поддаваться тихому шёпоту тьмы у её уха.
И тогда она сможет не просто существовать.
Тогда она сможет продолжать жить, пока бьётся её сердце.
* * *
Все стояли в Большом зале и боялись даже вздохнуть. Атмосфера была ещё та…
Большой зал больше не был похож на самое волшебное место в школе: заколдованный потолок, который вечно мог удивлять своим великолепием, сейчас больше походил на мрачное небо с грозовыми тучами, из которых вот-вот посыпятся искры и ударит молния.
Теперь в Большой зал все ходили как на каторгу, ведь там больше не звучал весёлый детский смех, а стены этого зала и вовсе забыли, что такое оживлённая беседа, не о смертях и пытках. А Пожиратели смерти были устрашающим дополнением к удручающей картине.
Тело Т/И было всё в ранах и кровоподтёках. Прежние шрамы плохо затянулись, порез, который она получила в первый же учебный день, всё ещё кровоточил.
Хорошо, что не убили.
Пока.
Вот в центр зала выпихнули маленького мальчика, бывшего пуффендуйца, который отказался подчиняться Кэрроу. Он весь дрожал, захлёбываясь собственными слезами, умолял не трогать его. Но на Пожирателей это не подействует, их ничто не остановит.
Т/И не знает, что двигало ею в тот момент, но она выбежала в середину круга, образовавшегося вокруг мальчика и Кэрроу, и заслонила его собой. Мальчик стоял за спиной девушки, продолжая плакать и хватаясь за её руку, как за последнюю соломинку.
— Отпустите его, он не заслужил такого, — с уверенностью в голосе сказала Т/И.
Кэрроу оскалилась, зыркнула на волшебницу своими узенькими глазами и сказала:
— Хочешь быть вместо него? Как благородно. Что ж, дело твоё, — с издёвкой выплюнула она.
Отшвырнув малыша, Пожирательница мигом оказалась позади Т/И, хватая своей рукой руки девушки, а другой приставила волшебную палочку к сонной артерии.
Т/И не боялась смерти, ей не было страшно. Она знала, что поступила правильно, спасла жизнь невинному ребёнку.
— Кэрроу, хватит тешить своё самолюбие. У меня для Вас послание от Повелителя. Директор ждёт Вас у себя, — с надменностью в голосе выдал Драко.
Что он делает? Зачем так подставляется?
— Мы с тобой ещё не закончили, — прошипела Алекто, обращаясь к Т/И.
Пожиратели двинулись к выходу из Большого зала.
Малфой схватил девушку за руку и потащил к выходу. Они зашли в какой-то класс или комнату. Драко убедился, что дверь закрыта, повернулся к Т/И и обнял. Дрожащими руками девушка обняла его за шею и начала рыдать.
Когда волшебница успокоилась, Малфой заговорил:
— Мне нужно уехать. Тёмный Лорд хочет меня видеть.
— Ты вернёшься?
— Думаю, да. Пообещай, что ты не найдёшь неприятности, пока меня не будет.
Девушка покачала головой.
— Не могу. Я не буду стоять в стороне, видя, как кого-то обижают.
— Я знаю, — парень вздохнул. — Если тебе что-то понадобится, пока меня не будет, обращайся к Блейзу.
— Хорошо. Спасибо, Драко.
— Будь осторожна.
* * *
Когда Алекто пообещала продолжить “общение” с девушкой, Т/И наивно полагала, что та забудет. Но не тут-то было.
Кэрроу была очень зла. Ночью, когда все спали, она пробралась в гостиную “серых”, грубо разбудила волшебницу и выволокла её из комнаты. Т/И пыталась сопротивляться, но силы были на исходе. Они покинули замок, а затем трансгрессировали. Алекто втолкнула семикурсницу в какой-то подвал и захлопнула дверь.
* * *
Вокруг слышны лишь хруст костей, сдавленные стоны и крики, переходящие в сиплые звуки. Знаете, будто сова ухает.
Т/И зажмурила глаза и забилась в угол мрачной комнаты, в которой она находится уже…
Час? День? Месяц? Год? А может всего пару минут?..
Помещение поистине тёмное и мрачное — серые, словно грязные, стены, единственная лампочка, и то уже мигающая на исходе сил, и диван в разводах странного цвета, сесть на который бывшая когтевранка так и не решилась, предпочтя ему пыльный пол.
Она уткнулась лицом в колени, пытаясь продумать дальнейший план действий, но в голову
