Книга Еще шла война - Пётр Львович Чебалин

преклоняться, — запальчиво возразил Павлик, — тем более перед такой дрянью, — метнул он злой взгляд в сторону радиолы, — нам негоже. К тому же сегодня вечер вальсов. Вы сами объявили об этом. А теперь полюбуйтесь: молодежь уходит.

С каждой минутой в зале становилось все меньше людей.

И вдруг, заглушая радиолу, Павлик резко захлопал в ладоши:

— Внимание! — выкрикнул он. — Прошу не расходиться. Сейчас начнем наш вечер по программе.

Все в нерешительности остановились у входной двери. Павлик взглянул на Полеводу и добавил, улыбаясь:

— В вечере примет участие наш пианист-любитель Дмитрий Полевода.

Зал разноголосо загудел, зааплодировал. Но радиола продолжала греметь.

Прудник решительным шагом направился к Звонцову. Вслед за ним пошел и Дмитрий. Подойдя к радиоле, Павлик со злостью выдернул из розетки штепсель, сказал:

— А ну, приятель, уматывай-ка с этой своей… западней отсюда. — Снял с диска пластинку и небрежно бросил ее на столик.

Пышка, не ожидая такого налета, сначала было опешил, но быстро обрел свой независимый вид.

— Ты швыряйся потише, — пригрозил он, — за пластиночки золотой валютой плачено.

— А где брал валюту?

— Не я, другие платили.

— А ты?

— Свои трудовые выложил.

— Вот и крути их у себя дома, — сказал Павлик и потянулся к пластинкам. Пышка перехватил его руку.

— Дикарь! Да ведь это самое передовое, что есть сейчас в танцевальной музыке, — искренне возмутился он и, презрительно скривив губы, добавил: — Отсталый элемент, пещерный человек.

Прудник вырвал руку, готовый броситься на Звонцова, но Полевода стал между ними.

— Уходи, Эдька, подобру-поздорову, — с трудом сдерживая себя, посоветовал он. — Сегодня вечер вальсов, объявление небось читал?

Звонцов молча посмотрел на него. В его взгляде Дмитрий прочел презрение и ненависть. Он ждал, что Пышка сейчас со злостью скажет «вражина», и весь напрягся, словно перед ударом.

Но Звонцов вдруг упавшим голосом обиженно проговорил:

— Мне директор позволил, чего пристали в самом деле. Можете спросить…

На шум подошел директор. Он разрешил спор просто: отвел для проигрывания новых пластинок свободную комнату. Пышка, собрав свое добро, с независимым видом вышел из зала в сопровождении небольшой группы приятелей.

В этот вечер Дмитрий играл много. Записки с заказами то и дело падали на клавиши рояля.

После танцев они с Павликом вышли в вестибюль. Откуда-то со второго этажа доносились звуки джаза.

— Ты не знаешь, Звонцов — комсомолец? — спросил Павлик.

— Давно. Еще в девятом классе вступил.

— А я, представь, не знал. Голобородько, оказывается, тоже комсомолец. Вот чудасия…

Полевода и Прудник вышли на улицу. Под ногами мягко уминался снег.

Еще с полдня задул южный ветер. Казалось, в природе что-то сдвинулось, изменилось. В воздухе запахло оттаявшими деревьями. Павлик глубоко, всей грудью, вздохнул и мечтательно проговорил:

— Скорей бы весна, да махнуть на Донец, на рыбалку. У тебя спиннинг есть?

— Я спиннингом не ловлю. Удочкой, по-моему, интересней.

— Чудной, — сказал Павлик, пожав плечами, — весной только на спиннинг и ловить. Одна щука идет да окунь. А рыба эта хищная, ее надо истреблять.

— Всю не истребишь, — усмехнулся Дмитрий, подумав, что даже в рыбной ловле Павлик практичен. Сочетает приятное с полезным.

— Ну не всю, конечно, а все же… — замялся Павлик. Некоторое время шли молча.

— В райком сегодня вызывали, — сказал Павлик как бы между прочим. — Поднимаюсь из шахты — в ламповой записка: срочно явиться в райком. Думаю, может быть, действительно что-нибудь важное. На попутную — и туда. Приезжаю, а секретарь и рот раскрыл: уже приехал? «Было же написано «срочно», — говорю ему, — вот и примчался». Смеется. «Это, — говорит, — у нас так аппарат сработал. Можно было бы и завтра приехать. Перестарались».

— А зачем вызывали? — поинтересовался Полевода.

Прудник взял Дмитрия под руку и, приноравливаясь к его крупному шагу, невесело вздохнул:

— В общем, Митя, не мала баба клопоту… Так и со мной получается: в секретари метят.

— Тебя в секретари?! — переспросил Полевода. — Так это же здорово, Павлик! — и с усердием потряс его за плечи.

— Подожди ты, чему радуешься, — продолжал Прудник. — Подумай только: какой из меня секретарь, если я даже не представляю этой работы. Я им так и сказал; определенно на посмешище решили меня выставить.

— А они?

— А что им? Стоят на своем: потянешь, и все тут. А будет тяжело — поможем. Знаю я эту помощь…

— Да ты не бойся, чудак, — успокаивал его Полевода. — Вот посмотришь, у тебя дело пойдет… Признаться, я давно уже думал, что именно ты должен сменить Колокольникова. Ведь он уже староват для комсомола.

— Я готовлюсь в заочный институт. Когда мне всем этим заниматься?

— Сейчас находишь время для учебы и тогда найдешь, — сказал Полевода.

— Легко сказать — «найдешь»…

— А меня в бригадиры сунули — это, по-твоему, ничего? Ведь я тоже в институт готовлюсь. И сейчас еще никак не могу опомниться, будто в холодную воду окунули. Вдруг засыплюсь…

— Не бойся, чудак, — в свою очередь успокоил его Павлик. Будем вместе держать передовую. И добродушно рассмеялся.

На другой день перед нарядом начальник участка сказал Полеводе:

— Ставь задачу людям здесь, в шахту потом спустишься.

Бригада была в полном сборе. Дмитрий вынул из кармана блокнот, где заранее расписал уступы для каждого члена бригады. Забойщики по обыкновению сидели не на скамейках, а на корточках, опершись спинами о стенку, и внимательно слушали. Когда Полевода произнес фамилию Кавуна и назвал верхний уступ, в котором ему предстояло работать сегодня, Захар выпрямился и решительно заявил:

— Стоп, бригадир! Я же у тебя просился в третий, — он неестественно улыбнулся. — Или ты забыл?

— Не забыл, — спокойно ответил Полевода и, обращаясь ко всем, сказал: — С этого дня уступы не буду закреплять за каждым. Надо меняться. Думаю, что так будет правильнее, — и, не дожидаясь поддержки со стороны, обратился к Кавуну: — До третьего твоя очередь, товарищ Кавун, еще дойдет, а сегодня будешь работать в первом.

— Крутехонько берешь, бригадир, — мотнул головой Захар, продолжая улыбаться, но глаза его оставались холодными, — смотри, как бы не забурился на повороте!

— С места в карьер взял. Ну и ну!

Это был голос Горбаня. Полевода даже не взглянул в его сторону.

Выходя из нарядной, Кавун, понизив голос, как бы по секрету предупредил Дмитрия:

— Гляди, приятель, слава бригады на твоей совести. Сорвемся с планом — тебе ответ держать, — и с тем ушел.

Это уже было похоже на угрозу. Как всегда в критический момент, Полевода почувствовал внезапный прилив энергии. В такие минуты он словно подключал в себе дополнительный аккумулятор и действовал расчетливо и решительно. Ему хотелось столкнуться с Кавуном и при всех сбить с него спесь.

Когда бригада ушла, Завгородний сказал:

— Присаживайтесь, Дмитрий Степанович, поговорим, — и протянул чистый лист