Книга Динозавры против млекопитающих. История соперничества, которая не закончилась до сих пор - Юрий Александрович Угольников

полости позволяет диафрагме сильнее

растягиваться, то есть делает подвижные нептичьи легкие предков

млекопитающих (вернее, еще цинодонтов) более эффективными, не в

той степени, что неподвижные легкие птиц и динозавров, но все же

работающими лучше, чем легкие ящериц и большинства прочих

существ с рептильными чертами, и тем более амфибий.

Арсенал специализированных зубов сделал «пеликозавров»

первыми

среди

наземных

позвоночных

профессиональными

хищниками, эффективно охотящимися на добычу, не уступающую им

в размерах, этот же арсенал сделал их мезотермными, а это как раз и

позволило стать первыми профессиональными вегетарианцами.

Переваривание растительного корма требует намного большего

расхода энергии, чем усвоение мяса, только позвоночные с

действительно активным метаболизмом смогли занять эту нишу.

Предшествующие им амфибии с их в принципе слабыми челюстями

могли охотиться либо на что-то мягкое (наподобие червя или крупной

личинки насекомого), что легко разорвать, либо на то, что несложно

запихнуть в рот целиком. И вот свершился эволюционный прорыв, даже два. Все выше сказанное не означает, что для архозавров или

лепидозавров охота на существ близкого к ним размера совсем

невозможна. Они не могут разделать добычу на месте, они даже

загрызть ее не очень-то могут, но, во-первых, они могут ее утопить

(как это делают современные крокодилы) – вариант для засадного

охотника и очень узкой экологической ниши, но тоже вариант. Во-вторых, они могут потенциальную крупную добычу отравить или

заразить (как поступают, например, комодские вараны, хотя им и

помогает любовь жертв к пребыванию в застойных, богатых

возбудителями разных болезней водах). От самозаражения же теми

микроорганизмами, проживающими в ротовой полости, отчасти

предохраняет высокая кислотность желудка.

Собственно, комодский варан наглядно демонстрирует то состояние, с которого, видимо, стартовала эволюция некоторых ядовитых

животных – сначала используется бактериологическое оружие, потом к

нему начинает постепенно добавляться химическое (токсичность

слюны все увеличивается), пока, наконец, надобность в бактериях не

отпадает окончательно. Среди птиц и млекопитающих с их

окончательно разделенными кругами кровообращения почти нет

ядовитых, тем более вводящих яд при укусе (хотя исключения есть, скажем,

щелезуб).

Им

просто

нет

смысла

мучиться

с

«ядохимикатами»: их дифференцированные зубы, мощные клювы и

когти и так позволяют разделаться со сравнительно крупной добычей.

Чтобы дожидаться смерти в результате заражения, надо наносить

обширные рваные раны, для этого подходят недифференцированные

зубы, оставляющие множество повреждений, зубы современных

млекопитающих и клювы хищных птиц приспособлены к быстрому

убийству, а не к нанесению множества повреждений. Многим из них

сложно даже начать эволюционировать в этом направлении: их не

столь мощная желудочная кислота не предохранит их в случае

использования этими животными для убийства добычи союзных

бактерий, да и самим бактериям труднее плодиться в их хорошо

оборудованных и потому совсем не набитых недопроглоченными

остатками пищи пастях. Наконец, на выживаемость белезнетворных

организмов влияет и высокая температура, не позволяющая, возможно, нормально сосуществовать потенциальным отравителям с их

потенциальными хозяевами-пользователями, да и относительно

белкового яда… Высокая температура, возможно, не способствует его

долгому сохранению в организме слишком горячего животного. В

общем, наблюдается, видимо, целый комплекс проблем. Высказав это

все, напоминаю, что это лишь мои предположения, но я не просто так

уделил этому (крайне темному для меня) вопросу столько внимания: здесь мы опять видим разницу между существами диапсидной и

синапсидной конструкции и близость последних к амфибиям (хотя

среди бесхвостых земноводных обнаружено выделяющее яд при

укусе[159]). Если диапсиды предпочитают выделять яд при укусе, то у

синапсид-млекопитающих возможности намного обширнее, в том

числе они могут смазывать ядом свои шкурки, как это делают

ядовитые приматы – толстые лори. Хотя при укусе толстый лори яд

тоже использует, но вырабатывается это средство химической защиты

все-таки не в ротовой полости. И именно ядовитостью кожных

покровов известны разнообразные амфибии. Близость подхода тут

очевидна: если у вас на коже много желез, то вы легко преобразуете их

во что-то ядовитое, а если желез на коже нет, то и преобразовывать

нечего. Современные же утконосы и некоторые мезозойские

млекопитающие обзавелись ядовитыми шпорами, чему, возможно, также способствовала богатая железами кожа.

Продвижение дальше