Книга Северный крест - Альманах Российский колокол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И матріархатъ нынѣ расправилъ крылія и царствуетъ, яко древле.
Краса, быть можетъ, способна горы двигать, какъ и Воля святая, она – сила, но, неполноцѣнная, должна она быть направлена въ русло достодолжное, а сего не происходило во времена послѣднія, егда всё мѣстами помѣнялося: не Краса къ Духу склонялася въ женственномъ своемъ смиреніи, ей приличномъ и способномъ, но Духъ къ Красѣ жертвенно склонялся.
И изреку я словеса, Истины исполненныя: въ томъ, въ томъ изъ причинъ одна, что рушится міръ и въ Тартаръ низвергается»
М.Раузеръ. Послѣдній Кризисъ
За критской Реей пришла Деметра, греческая Mater dolorosa; за Деметрой – Дѣва-Богоматерь
Критъ поражаетъ явно-явленнымъ и бурно-расцвѣтшимъ своимъ матріархатомъ, выказывающимъ себя поверхъ обычаевъ, нравовъ, приличій и пр. также и въ темѣ Великой Матери и консорта ея: она – левъ, львица, вообще хищникъ, а консортъ – умирающій и воскресающій – быкъ: быкъ терзаемый. Минойскій матріархатъ, безконечно далекій отъ духа, въ основѣ своей и въ своей же сущности имѣетъ фундаментомъ критскую религію.
Критская религія въ поэмѣ выступаетъ какъ неподлинная (какъ почти любая иная). Она – господство женскаго, не дѣвій, но именно женскій логосъ, логосъ Реи-Кибелы, логосъ Великой Матери, свирѣпой и необузданной, всецарящей и не имѣющей равновеликаго ей супруга, не нуждающейся въ нёмъ, рождающей безсеменно, изъ себя самой. Подобно Ариману Великая Матерь – сердце плоти, олицетвореніе всего хтоническаго. Критская религія въ этомъ не уникальна, являясь частью древнихъ восточныхъ религій, общимъ для которыхъ выступаетъ: политеизмъ, культъ плодородія, Великая Матерь, супруга верховнаго бога (Зевса – родившагося на Критѣ – у грековъ, Баала ханаанеянъ, неизвѣстнаго именемъ минойскаго верховнаго бога), то погибающаго, то воскресающаго и въ миги совокупленій предстающаго быкомъ. Минойскій Минотавръ также есть типически восточное антропоморфное хтоническое существо (такъ, угаритскіе тексты повѣствуютъ о ханаанейскомъ полубыкѣ-получеловѣкѣ). Однако толикое господство матріархата въ соціальныхъ отношеніяхъ, въ общественной жизни и культурѣ въ уже историческое время есть всё же уникальная минойская черта: хотя Всеобщая Матерь какъ почитаемая богиня дожила и до временъ эллинизма, ея всецѣлое верховенство относится ко временамъ неизмѣримо болѣе сѣдымъ – къ палеолиту, откуда родомъ древнѣйшія антропоморфныя статуэтки: «палеолитическія Венеры».
«Если оправдано предположение, что все эти мифы имеют между собой глубинную смысловую связь, являясь как бы разрозненными частями одного большого «романа», то вполне логичным было бы и заключение, что и Зевс, и Дионис, и Минотавр, и, видимо, также Минос выступают в этом мифическом цикле лишь в качестве перевоплощений в сущности одного и того же божества, постоянно меняющего свой облик, а вместе с ним и свою судьбу. Активно участвующий во всех этих метаморфозах образ божественного быка почти неизбежно наталкивает на мысль о том, что в своей древнейшей первооснове это божество вполне могло быть тождественно божественному быку, занимавшему столь важное место в пантеоне минойского Крита <…> В позднейших мифах критского цикла в роли супруги или возлюбленная божественного быка обычно выступают богини или теперь уже героини, имеющие мало общего с минойской ≪Владычицей зверей≫, Европа, Пасифая, Ариадна как будто никак не связаны с миром дикой природы, с крупными хищниками и не отличаются особой кровожадностью. В их образах скорее угадываются черты древних божеств растительности и луны (H-Wetts R. F. Cretan Cults, and Festivals P. 152 ff., 193 ff.). Из трех Великих минойских богинь к ним типологически более близки, пожалуй, ≪Древесная≫ и ≪Змеиная≫ богини, нежели ≪Владычица зверей≫. Возможно, это объясняется тем, что среди множества версий мифа о ≪священном браке≫ бога-быка с Великой богиней испытание временем выдержали именно те, которые считались ≪наиболее гуманными≫ и ≪свободными от внутренних противоречий≫, поскольку в них мотив умерщвления бычьего божества его супругой был либо сильно завуалирован, либо совсем устранен. Лишь в наиболее раннем варианте мифа о Загрее, использованном Еврипидом в его ≪Критянах≫, и, видимо, наиболее близком к минойскому первоисточнику, женское божество, непосредственно связанное с Критским (Идейским) Зевсом (Заном) и его сыном от Европы Дионисом-Загреем [Мы не придерживаемся этой точки зрѣнія въ нашей поэмѣ по ряду причинъ, и тройню, зачинаемую въ 1 главѣ Зевсомъ и Европою, составляютъ Миносъ, Радамантъ, Сарпедонъ – М.Р.], еще именуется ≪Горной матерью≫ и, видимо, сохраняет в своем облике и повадках некоторые черты минойской ≪Владычицы зверей≫ (Eur. Cret. fr. 79 /Austin/). Превращение паредра Великой богини в бога-громовержца в индоевропейским именем Зевс (Дин), по всей видимости, произошло на каком-то достаточно позднем этапе развития минойской религии (вероятно, уже после завоевания Крита ахейцами). Новое божество, однако, сохранило некоторые наиболее характерные черты своего предшественника, запечатлевшиеся в представлениях о его смертности (знаменитая ≪могила Зевса≫ на Иде) и о его перевоплощениях в быка»[58].
Діонисъ – законный наслѣдникъ: минойскаго бога-быка. Въ Діонисѣ еще проступаютъ: теріоморфные черты и слѣды: въ первую очередь, бычьи. Эпиклезами его выступаютъ: «рожденный коровою», «быкъ», «быкообразный», «быколикій» и пр. Рогатымъ изображался порою Діонисъ (о чёмъ сказываетъ Діодоръ). Быкъ является, наконецъ, спутникомъ быкоподобнаго бога. Послѣдній представленъ въ поэмѣ Загреемъ, а Атана являла собою Великую Матерь. Черный камень (ожерелье Иры и до этого темница изъ чернаго камня, гдѣ была исторгнута душа Акая) есть символъ матери-земли.
Приведемъ слова Бердяева, касающіяся матріархата: «Архаическая, первоначальная эпоха человѣчества, по Бахофену, есть эпоха господства женскаго начала, матери-земли, боговъ подземныхъ, хтоническихъ. Бахофенъ и открылъ древній матріархатъ. Главный предметъ его изслѣдованія есть первоначальная архаическая религія человѣчества. И съ ней связана его геніальная интуиція. Матріархату соотвѣтствуетъ коммунизмъ. Бахофенъ, вышедшій изъ эпохи романтизма, одинъ изъ первыхъ открываетъ значеніе хтоническихъ подземныхъ боговъ. Это есть мистика матери-земли. Материнское начало есть истокъ, есть «откуда». Мужское начало есть «туда», цѣль. Мистическое чувство предшествуетъ нравственному. И это еще разъ доказываетъ, что носителемъ нравственнаго начала является личность. Въ первобытномъ коммунизмѣ нѣтъ еще нравственной жизни. Но, когда говорятъ о Бахофене, забываютъ, что онъ былъ христіаниномъ. Для Бахофена пробужденіе духа и личности, т. е. начала солнечнаго и мужского и побѣда его надъ исконнымъ господствомъ матріархата, надъ первобытнымъ космическимъ коммунизмомъ, надъ женской религіей земли и подземныхъ боговъ, есть положительный космическій процессъ. Побѣду личнаго духовнаго начала Бахофенъ совсѣмъ не считаетъ декадансомъ, какъ считаетъ Клагесъ»[59].
Почему именно на Критѣ являетъ себя Свѣтъ? Не оттого ли, что болѣе всего нуждался именно женственный, слишкомъ женственный Критъ, единосущный рожденному безъ Отчаго создателю, – въ мужскомъ, но не мужицкомъ, ибо то было преобильно
