Книга КРАСНЫЙ ШАТЕР - Анита Диамант

мысль о которой разбередила старые раны.

Но Бенья всегда был рядом, путешествие так очаровало его, что он даже словно бы вдруг помолодел. Муж привлекал мое внимание то к наполненным ветром парусам, то к гребцам, которые удивительно слаженно работали веслами. Ничто не ускользало от его взгляда: далекие горизонты и деревья на берегу, птицы в полете, крестьяне за работой, полевые цветы, стена папируса, сверкавшая медью в свете заката. Стадо бегемотов впечатлило его ничуть не меньше, чем сыновей Иосифа, и они вместе в восторге смотрели, как эти дети Тауэрт плещутся и ревут в камышах.

На третий день пути я отложила прялку и тихо сидела, наблюдая, как бьются о берег волны, и на душе у меня было спокойно и радостно. Я вдыхала пряный запах Нила и слушала тихие удары воды о корпус ладьи, похожие на легкое дуновение ветерка. Я провела по поверхности реки пальцами, наблюдая, как они становятся белыми и чуть сморщенными.

- Ты улыбаешься! - сказал Бенья, незаметно подойдя ко мне.

- Когда я была ребенком, мне предсказали, что я обрету счастье только на берегу реки, - ответила я. - Но это пророчество оказалось ошибочным. Вода успокаивает мое сердце и усмиряет мысли; это правда, что у воды я чувствую себя дома, но счастье свое я нашла на сухих холмах, вдали от реки.

Бенья сжал мою руку, и мы смотрели, как Египет, весь такой изумрудно-зеленый, скользит мимо нас, а солнце рассеивает по воде бесчисленные блики.

По утрам и на закате, когда ладья стояла на причале, Менаше и Эфраим прыгали в воду, дабы искупаться. Слуги следили, чтобы рядом не было крокодилов и змей. Когда мальчики звали Бенью присоединиться к ним, мой муж не мог удержаться от искушения. Он снимал набедренную повязку и под радостный детский визг прыгал в реку. Я смеялась, глядя на них. Я рассказала Бенье про сон, в котором была рыбой; он усмехнулся и пообещал научить меня плавать.

И вот однажды ночью, во время полнолуния, Бенья приложил палец к губам и потащил меня к краю воды. Он жестом предложил мне лечь на его руки, а потом крепко держал меня, как будто я была легкой, как ребенок, а он обладал силой десятерых человек. Я доверилась мужу и расслабилась, и тогда он отпустил меня, касаясь моей спины лишь кончиками пальцев, а река держала меня, и лунный свет превратил воду в серебро.

С каждой последующей ночью я становилась всё смелее. Я научилась плавать без поддержки мужа, а затем двигаться по воде на спине, лицом к луне. Он показал мне, как оставаться на поверхности, перебирая ногами, словно собака лапами. Я рассмеялась и мигом хлебнула воды. Впервые после рождения сына я вела себя, как ребенок, и забавлялась от души. К тому времени, когда мы прибыли на север, я могла опускать голову под воду и даже плавать рядом с Беньей. Как-то раз, когда мы вечером лежали в постели, я рассказала ему о том, как впервые увидела плавающих людей в реке неподалеку от Харрана.

- Это были египтяне, - поняла я, вспомнив их голоса. - Интересно, сравнивали они воду той реки с этой?

Мы повернулись друг к другу и занялись любовью тихо, словно были рыбами, а потом спали, как дети, убаюканные в объятиях Великой реки, источника и колыбели жизни.

В Танисе мы сошли на берег и отправились в горы, где жили сыновья Иакова. Официально Зафенат Пане-ах отправился в эту поездку, чтобы провести перепись стад и выбрать лучших животных для царского стола. Конечно, это не слишком пристало делать наместнику, обычно подобное поручали чиновникам среднего ранга: в Египте земледельцы и даже кожевники были людьми более уважаемыми, чем пастухи, чье занятие считалось самым низким. Однако Иосифу необходимо было измыслить предлог для посещения родственников, которых он не видел уже лет десять, с тех пор как предоставил им убежище, спасая от голода, свирепствовавшего в Ханаане.

Путешествие в караване Зафената Пане-аха не походило на странствия моего детства. Брата несли в носилках крепкие стражники, а его сыновья ехали верхом на ослах. Мы с Беньей шли пешком, но были постоянно окружены слугами, которые предлагали прохладное питье или фрукты и готовы были в любой момент защитить нас от солнца. Ночью мы отдыхали на толстых матрасах под чистыми белыми навесами.

Но роскошь была не единственным отличием. Это путешествие проходило тихо, очень тихо. Иосиф сидел один, так крепко сжимая подлокотники кресла, что костяшки его пальцев белели. Я чувствовала неловкость, поскольку не имела возможности поговорить с Беньей так, чтобы никто нас не слышал. Только сыновья Иосифа были веселы и беззаботны. Менаше и Эфраим назвали своих ослов Хуппима и Маппима и постоянно придумывали про них разные истории. Они бросали друг другу мяч, смеялись и жаловались, что попки у них болят от езды верхом. Если бы не дети, я бы за время нашей поездки разучилась улыбаться.

Через четыре дня мы добрались до лагеря, где жили сыновья Иакова. Я была поражена его размером. Я представляла себе нечто подобное тому, что было в Сихеме: дюжина шатров и полдюжины жаровен. Но здесь была целая деревня; десятки женщин с покрывалами на головах сновали туда-сюда, носили сосуды с водой и дрова. Крики младенцев сливались с ропотом голосов на моем родном языке, таком привычном и незнакомом одновременно. А запахи чуть не довели меня до слез: лук, который обжаривали в оливковом масле, мускусный запах стада, аромат горячего хлеба. Я оперлась на руку Беньи.

Старшие в роду подошли, чтобы приветствовать наместника, своего родственника. Иосиф стоял, обняв обоих сыновей, в окружении красивых стражников. За ними сгрудились слуги и рабы, а чуть в стороне примостились плотник и его жена. Иосиф побледнел от беспокойства, но продолжал широко и фальшиво улыбаться.

Сыновья Иакова стояли перед нами, но я не узнавала никого из этих стариков.

Самый старший из них, с морщинистым лицом, наполовину скрытым грязными седыми волосами, медленно и неловко заговорил на языке Египта. Он официально поприветствовал Зафената Пане-аха, их защитника и спасителя, того, кто дал им землю и еду.

Только через некоторое время я узнала его.

- От имени нашего отца Иакова я приветствую тебя, брат, в наших скромных шатрах, - сказал Иуда, который был так хорош собой в юности. - Отец уже при смерти, он порой заговаривается, иногда колотит по кровати, призывая Рахиль и Лию. Бывает, что он пробуждается от сна и проклинает кого-то