Книга Сожжение Просперо - Дэн Абнетт

Никогда еще я не видел воинов Стаи в таком ожесточении, как в тот день, и никогда еще они не были такими угрюмыми. В большинстве случаев ими овладевает странное оживление, удивительный могильный юмор, который помогает держаться и выносить все тяготы, помогает смеяться в лицо вюрду. Это похоже на веселье от сознания хорошо выполненного долга. Я наблюдал это явление даже на войне против Оламского Безмолвия: едкие шутки, перебранки, саркастические комментарии и ровное, флегматичное настроение.

Но на Просперо все было иначе. Задание было слишком тяжким и неблагодарным. Ничто не могло облегчить это бремя, и Волки старались найти утешение в яростных схватках. Это обстоятельство в какой-то степени еще больше усиливало жестокость чрезвычайного наказания Просперо. Пощады никто не предлагал, о ней и думать забыли. Рты раскрывались только для утробного влажного рычания, полного ненависти, а не для милосердных улыбок. Из слов звучали только ругательства и проклятия. Золотые с черными точками зрачков глаза потемнели от мрачной решимости; взгляды посуровели от сознания долга. Кровь порождает кровь. Резня порождает резню. Огонь подпитывает новое пламя, и в этом пламени погибла планета, общество истекло кровью, а телу Империума была нанесена незаживающая рана.

Стая Влка Фенрика, не колеблясь, не задавая вопросов, выполняла все, что ей приказывали. Она не могла ошибаться. Это превосходные воины, превосходные каратели, точно такие, какими их создали. Они стали возмездием Императора. Это сказание, мое сказание, освобождает их от всякой вины и свидетельствует об их чистосердечии.

Но я должен упомянуть и еще об одной вещи. Сказание должно открыть один секрет. Выслушайте его и тогда решите, что делать, даже если после этого вы перережете мне горло, чтобы я не смог повторить это сказание.

День не очень четко сохранился в моей памяти. Так всегда бывает, когда сталкиваешься с чрезвычайной напряженностью, чрезвычайной жестокостью и бесконечным грохотом. Мгновенные видения следуют одно за другим, сталкиваются и порой накладываются друг на друга.

Помню, что я был в парке, вернее, в том месте, где когда-то располагался общественный парк. Вся растительность выгорела. Небольшое святилище посреди образовавшегося пустыря было повреждено снарядом и истекало дымом, поднимающимся к фиолетовому небу. Мы подошли с востока и попали под перекрестный огонь. К тому времени я свернул смещающее поле, поскольку его заряд сильно уменьшился.

Вот тогда мы впервые встретились с Астартес Тысячи Сынов.

Что-то заставило их отступить к центру города. Но не страх. Возможно, они до сих пор не решались на святотатственную войну против своих братьев Астартес. Возможно, придерживались какого-то тайного замысла, намереваясь заманить нас в ловушку. Возможно, они подчинились чьей-то воле. Как будто признавая свою вину, они с самого начала не препятствовали нашему продвижению, но, как и Гвардия Шпилей, не вынесли вида разрушений в своем городе.

Они великолепно выглядели в своих красных с золотом доспехах, в шлемах с характерным гребнем. Хотя своим сложением, броней и мощью они не уступали воинам Шестого, разница между ними поражала воображение. Они иначе двигались. Волки прыгали и мчались, а они шествовали и скользили. Волки, опустив голову, быстро перебегали с места на место, а они действовали размеренно и неторопливо. Волки завывали во время боя, Сыны бились молча.

Я стоял посреди догорающих газонов, когда первая шеренга мятежных Астартес пошла в атаку и свирепые серые тени схватились с красно-золотыми центурионами. Грохот не уступал грому небесному. Две огромные массы столкнулись, словно две мифические скалы, только наряду с ударами слышался еще лязг металла. С таким же шумом чудовищные бури порой терзают вершины Этта на Фенрисе.

Так могла бы выглядеть битва, если бы на Терру обрушилось войско богов и их отпрысков-полубогов. Человекоподобных гигантов в темной броне и шкурах можно было сравнить с северными небесными асами,[55]а золотые и надменные великаны напоминали ученых-богов Фаронского Гипта.

Воины с обеих сторон обменивались чудовищными ударами, которые сбивали противников с ног, рассекали тела, разворачивали врагов на месте или сносили головы. Фенрисийские клинки обрушились на просперианскую броню, а оружие Просперо терзало доспехи Фенриса. Линия фронта, словно компенсируя силу столкновения, изгибалась в обоих направлениях. Затем стало казаться, что неудержимая ярость Влка Фенрика захлестнет воинов Пятнадцатого легиона и поглотит их без остатка.

И вот тогда, братья мои, мы начали гибнуть. В тот самый момент Волки понесли значительные потери. Тысяча Сынов пустили в ход зло, отравлявшее кровь в их венах.

С их посохов и пальцев полетели яркие молнии. Из прорезей шлемов и с открытых ладоней хлынули потоки скверны, подобные антисвету варпа. Одно прикосновение их боевой магии разрывало Волков на части или отбрасывало назад, опаляло и калечило. А некоторые братья умирали медленной, мучительной смертью, сгорая, словно факелы. Их оружие, заряженное колдовской силой, выбрасывало дым Хельхейма и болезненный свет, и проклятые предатели бросились истреблять наши ряды.

Нити жизни обрезались, словно созревшая пшеница серпами косарей. И не просто обрезались. Некоторые нити сгорали по всей длине, так что люди не просто погибали, их жизни сгорали дотла, погружаясь в забвение. От многих воинов оставались только пятна крови или исковерканные до неузнаваемости доспехи. Невидимые вигхты и духи воздуха разрывали их на части. Другие воины превращались в груды выбеленных костей и кучи почерневших обломков брони.

Вывернутый наизнанку жестом чернокнижника, погиб Ойе. Я был свидетелем, как Свессла рассек надвое удар невидимого меча. Кровь выплеснулась из него мощными струями, словно из лопнувшего бочонка. Хеккен изжарился в собственных доспехах. Орм Ормссон был обескровлен. Воссул ослеплен и раздроблен. Ликас Снежная Шкура выпотрошен и обезглавлен. Бэйн Фел поглощен холодным голубым пламенем. Сфен Саарл рассыпался белой пылью. Эрдор превратился в скрученный и исходящий паром обрубок плоти.

Слишком много. Слишком много! Сказание обо всех этих смертях заняло бы несколько месяцев. На дрова для погребальных костров ушел бы запас целого великого года.

Я жаждал мести, ибо Тысяча Сынов доказали, что обвинения в колдовстве не напрасны. Наше возмездие было оправдано. Но я чувствовал и страх, потому что уже не верил, что мы выстоим и победим. Воины Тысячи Сынов могли оправдать свою репутацию чудовищных колдунов и истребить всех наших воинов, несмотря на их мощь и свирепость.

И тогда я сделал то, чего скальд делать не должен. Я отвел свой взгляд. Я отвел взгляд, чтобы не видеть поражения Стаи.

Таким образом я пропустил начальный момент избавления. Я не увидел, как по заваленной мусором и обгоревшими обломками земле несутся нуль-девы со сверкающими клинками. С их оружия срывались лучи и сгустки энергии. Они мчались молча, без боевого клича.