Книга Империя смерти - Тимур Туров

В голове теснились мысли: что за операция ФСБ посреди ночи в центре большого города? Для чего им экипаж «тринадцатой»? Что за хрень взорвалась на телевышке, и почему тут не было никаких майоров в тот момент, когда он пытался разобраться с толпой?

Ситуация выглядела очень странно.

– Ну, что? – спросил ежившийся от нетерпения Нигматуллин, когда Петровский залез в «Волгу».

Старший сержант ввел напарника в курс дела.

– Муть какая-то, – сделал вывод прапорщик. – Что делать будем? Начальству доложим?

– Оно должно знать. – Петровский еще раз посмотрел на «тринадцатую», из которой так никто и не выбрался, хотя не видеть коллег экипаж Семенова не мог. – А если нет, то лучше ему и не знать. Если что – мы ничего не видели и не слышали. Разворачивай, двинем в объезд.

Для старшего сержанта это была очень длинная речь, и очень убедительная. Кроме того, командир всегда прав, поэтому Нигматуллин принялся делать то, что умел лучше всего – крутить руль. До самого утра они катались по участку, больше всего на свете боясь того, что последует вызов на площадь Лядова, а затем неминуемый разбор – «почему прошляпили?».

Вызовы были, но по другим поводам: муж бросился на жену с топором, шум у шинка на Малой Ямской…

Когда часы показали шесть тридцать, Петровский прокашлялся и заявил:

– Поехали туда. Посмотрим.

Куда «туда», объяснять не потребовалось.

Толпа около общаги значительно уменьшилась, но не разошлась до конца, а вот «тринадцатая» исчезла. Зато появились несколько автобусов, вокруг которых сновали озабоченные люди.

– И гдэ только таких амбалов набрали? – пробурчал Нигматуллин, глядя на стоящих кучкой великанов.

– Гдэ-гдэ… в энкавэдэ, – ответил старший сержант. – Дави на газ.

В следующий их проезд через Лядова, около восьми, площадь выглядела как обычно, и ничто не напоминало о творившихся тут ночью странных событиях. Мчались автомобили, торопились пешеходы, мигали светофоры, и усилившийся ветер нес мелкую снежную крупу.

Петровский облегченно вздохнул и решил, что обошлось.

Позже, перед утренним разводом, он осторожно спросил у лейтенанта Семенова, что делал их экипаж на Лядова в четыре часа. Тот посмотрел на коллегу как на идиота и ответил, что площадь они проехали без остановки и ничего интересного не заметили.

Старший сержант кивнул и отошел, а после развода отвел Нигматуллина в сторону.

Разговор напарников был краток, но крайне эмоционально насыщен, и после него ни тот, ни другой никогда не говорили о том, что видели во время ночного дежурства с десятого на одиннадцатое февраля двухтысячного года.

Проснувшись, Володька зевнул и собрался было перекатиться на бок, чтобы обнять любимую супругу. Но неожиданно обнаружил, что не лежит в собственной кровати, а сидит в кресле, в салоне большого автобуса. Место рядом пустовало, зато через проход храпел толстяк с багровым носом пропойцы, буйной шевелюрой и седоватой бородой. За окном виднелся смутно знакомый городской пейзаж, а время, если судить по тусклому зареву на небосклоне, было утреннее.

– Мать ети… – сказал Володька, судорожно пытаясь понять, где он и что происходит.

Из одежды на нем имелся пуховик поверх рубашки, брюки, на ногах – зимние ботинки, а ведь когда с работы уходил, был еще и свитер, и шапка.

«Это что, я вчера нажрался? – подумал он. – Нет, не может быть…»

Он прекрасно помнил, как после смены отклонил предложение коллег «вмазать», сослался на то, что приболел, и пошел домой. Но после этого воспоминания становились расплывчатыми, туманными, словно после пьянки.

Вроде бы дошел до дома… или не дошел?

Голова не болела, тошноты тоже не было, и иных признаков похмелья не наблюдалось. Чувствовалась слабость, как после болезни, несильная ломота в конечностях и ноющая боль в груди.

– Что за бред? – пробормотал Володька.

– А, очнулся! – громыхнул басовитый голос от двери автобуса, и в салон поднялся высокий старик. – Жив?

– Жив, – осторожно ответил Володька, рассматривая собеседника: гордая осанка, широкие плечи, белая морщинистая кожа, голубые глаза, короткие седые волосы. – А вы кто? И что происходит?

– Приступ с тобой был, – пояснил старик. – Этот новый вирус гриппа… он на мозг влияет, вот и одолело тебя безумие. Под его воздействием ты ушел из дома и оказался тут, на площади Лядова.

– Ни фига себе… – буркнул Володька. – Это же сколько я топал?

– Немало, – кивнул старик. – Но теперь нашими усилиями ты здоров и можешь отправляться домой.

– Здоров? – Володька прислушался к себе: да, ощущения напоминали те, что бывают после избавления от простуды или гриппа, а боль в груди была совсем не такой, как вчера.

– Давай, не задерживайся. Тебе ведь на работу надо… – и старик махнул рукой.

Володька поднялся, пошел по проходу между рядами сидений, заглядывая в лица спавшим в них людям. Оказался рядом с собеседником и осознал, насколько тот на самом деле высок – за два метра.

Выбравшись на улицу, обнаружил, что около автобуса топчется странная компания – несколько гладколицых типов, похожих на врачей, и рядом с ними – тощий доходяга в рванье. Заглянув в его черные глаза, Володька испытал внезапный приступ страха, забыл о вопросах, что толклись на языке, и торопливо зашагал к подземному переходу.

Было холодно, поднималась метель, так что пришлось запахнуть пуховик.

И только на остановке, ожидая маршрутку в сторону Автозавода, Володька осознал, что высокий старик так и не ответил на вопрос, кто он такой.

К бодрствованию Сергей Жарков перешел резко, рывком. Несколько минут полежал, вглядываясь в оклеенный белыми обоями потолок квартиры и думая о том, какой странный сон ему привиделся.

Про поездку на площадь Лядова, про….

В следующее мгновение репортер газеты «Нижегородский городовой» осознал, что лежит на кровати одетым. Сердце заколотилось, он резко сел и огляделся: рабочая сумка, куртка и шапка лежали на диване.

Так что, это был не сон?

«Ничего себе номер… – Сергей сполз с кровати и, преодолев приступ головокружения, отправился в прихожую, чтобы посмотреть, закрыта ли дверь. – У меня бред?»

Дверь оказалась закрытой на замок, но не запертой на щеколду, которую Жарков, находясь дома, всегда задвигал. Он исправил это недоразумение, вернулся в комнату и замер у стола, потирая лоб.

Чем же все закончилось ночью?

Он приехал на площадь Лядова, стал делать снимки… Услышал за спиной шаги… обернулся, увидел длинноволосого амбала… тычок под дых, боль заставила согнуться… удар по затылку, и все провалилось в темноту…

Дальше память отказывала, не могла выстроить связной картины, хотя крылись в ней какие-то обрывки: просторная комната, несколько людей с пристальными взглядами, их горящие синим огнем ладони и визгливый, бьющий по ушам, срывающийся от торопливости голос…