Книга Оборотни Его Величества - Алина Илларионова

Но аватар рук не разжал.

– Я забыла спросить, какую медовуху вы любите, так что взяла на свой вкус: средней крепости, с имбирем и лимоном. А когда допьете, увидите предсказание на донышке. – Сударыня Трисса вручила наставнику берестяную кружку под янтарной шапкой пены и приникла к своей. Судя по бойкой речи и блестящим глазам, вкус к конкретному сорту напитка привился только что путем вдумчивой дегустации.

– То, что надо.

По правде говоря, сейчас подошло бы все крепче кефира.

Медовуха показалась сносной, а к последнему глотку – даже неплохой. Ученица управилась первой и ждала л’лэрда, не спеша показывать свое «предсказание».

– Что у вас, сударь?

– «Завтра будешь пить рассол, а сегодня – мед на стол». Гениально. А у вас?

– Сами читайте!

– «Коль напьешься до упаду – оседлай того, кто рядом», – заглянул в кружку л’лэрд. – Барышня, если упадете, прикажу отвезти вас Винтерфеллу, а он под седлом не летает.

– Сударь Шантэль, все в порядке? У вас лицо какое-то… грустное…

Музыка ручейком полилась в уши, тревожа давно уснувшие воспоминания. Роскошный зал, кажется, уходящий ввысь под Небесный Полог. Светлый паркет, лаково блестящий отражением сотен огней. Хрупкий шелест платьев. Запах миндаля.

– Да, пожалуй, я немного заскучал… Сударыня, вы не откажете мне в маленькой просьбе?

– Нет, конечно!

– Сударыня Трисса, позвольте пригласить вас на танец.

– Но ваша нога…

– Да пес с ней! Сто лет не танцевал.

– Прямо-таки сто!

– Сто двадцать шесть, если быть точным.

– …Скажи, как… Как это будет?.. Хотя нет, не надо. Не хочу знать… Я готов, Кружевница… почти готов… Я готов.

– Почти… Дорогой, я не смогла бы дать ответ, которого не знаю. Но я рада, что ты сам сделал мудрый выбор. Теперь не теряй времени – наслаждайся каждым днем.

Сколько преданий не спето, не сказано:

Редкие судьбы с рожденья повязаны,

Так уж нам выпало – быть среди них,

Да только крылья одни на двоих.

По неостывшей росе я покину дом.

Тихие воды раскинулись омутом,

Над чернотою пойду я на свет

Призрачных крыльев, за соколом вслед.

Там, где были следы, лишь кругами вода,

Мои клятвы услышит камыш.

И все дальше от дома иду в никуда,

Но я вижу тебя: ты летишь…

* * *

…Больно, когда оземь крылья ломаются,

Там, в небесах, отвернутся – не сжалятся.

Сами куем себе жизнь или смерть:

Вспыхнуть искрой или медленно тлеть.

Ветер в сокольем пере дышит силою,

Не улетай, видишь – я же бескрылая,

Солнце к бесстрашным жестоко, вернись!

Ты канешь в небо – и я кану вниз…

Там, где были следы, лишь кругами вода,

Мои клятвы услышит камыш.

И все дальше от дома иду в никуда,

Но я вижу тебя: ты летишь.

Сколько преданий забыто, утеряно,

Связаны судьбы, да вытерты временем…

Стих последний аккорд, но ни он, ни она этого не заметили. Голова малышки доверчиво лежала на груди ушастика, а он прижимался к ней щекой. И правильно, ведь их песня еще играет в сердцах. Надолго ли, зависит от обоих.

Увы, смертные не щадят ни свою жизнь, ни жизнь своих близких. Глупышки… Только демоны по-настоящему видят огненное богатство каждого восхода, чувствуют настроение изменчивого неба, слышат, как затихающей мелодией арфы просыпаются реки по весне, знают цену крохотной пылинки в солнечном луче – все, что смертные называют так просто и безлико. Мир. Сейчас он замер в ожидании удара, точно преданный пес, чей хозяин вдруг поднял кнут. Пришелец с Земли рассказывал, во что превратился его мир, и Веррея очень не хотела, чтобы это повторилось здесь.

Ни о чем не подозревающие смертные веселились, с головой окунувшись в атмосферу праздника, но в этом чане бурлящего меда нашлась ложка дегтя. Плохо грустил остроухий л’лэрд, невкусно. Горько-прегорько. Нельзя так переживать, нельзя пугать росинку, которой так сладко думается рядом с тобой.

Остроухий поднял взгляд, и Веррею окатило ядовитой волной столь искренней ненависти, что спина заледенела. Остальные эмоции отрезало.

– Пойдем выпьем чего-нибудь, – предложила Алесса.

– Я не пью на службе. – Аватар оглянулся на императора. – Но компанию тебе составлю.

Хотелось чего-то необычного, и они отправились бродить вдоль лотков. Попрошайки, карманники и смуглявые гадалки, шныряющие в толпе, как мальки среди лениво колышущихся водорослей, не приставали. Воздух, бродящий над питейным рядом, можно было смело потреблять вместо того, что громоздилось на прилавках; народ здесь толпился особенно веселый да разговорчивый.

– Бэйраном клянусь, горы гнутся, как лес на ветру! – бия кулаком в грудь, доказывал ильмарранец двум аборигенам. – Ей-ей, драконы повылезут да зададут нам жару!

– Так их же во время прошлого землетрясения придавило!

– А трупы кто видел?

Внимание привлекла яркая агитационная вывеска, растянутая между стилизованными под копья кольями: «Судьбы в розлив! Наливай и пей!» Удовольствие стоило прилично, но Алессе понравилась и идея, и торговец судьбами, говорящий стихами, притом складно, так что девушка зажмурилась и наугад ткнула в одну из кружек, перевернутых донышком вверх. Из краника полилась янтарная струя.

Веррея с Володей нашли их, когда Алесса делала пробный глоток. Вид у демоницы был на редкость недовольный.

– Вы пушистика не встречали?

– Он же с тобой был!

– Сплыл вместе с домовым. И я точно знаю, что они задумали какую-то…

Что задумала парочка хулиганов, выяснилось тут же. Внезапно небо заволокло грохочущими тучами, и площадь погрузилась в полумрак. Люди и нелюди в недоумении задирали головы, послышались испуганные крики.

– Вот оно – знамение Божие! И разверзнутся хляби небесные, и канет луч, и сойдет по нему Он, в трех ликах единый! – падая ниц, наперебой возопили жрецы, но пока что к правоверным снисходил совсем иной персонаж, соткавшийся из зарниц.

Над притихшей площадью величаво и неспешно шествовал белый полярный лис о семи хвостах.

– Вот это песец! – восторженно ахнул Володя.

Песец был полный. В смысле не пустой. Зависнув как раз над помостом, иллюзорный зверь расхохотался оч-чень знакомым голосом, а затем оглушительно взорвался, вместо конфетти извергнув на горожан и гостей сотни крылатых тварей, похожих на зеленых обезьян с крыльями. Скоморох с труппой горохом посыпались со сцены, поднялся визг, началась суматоха. В отличие от песца, новый морок оказался материальным: настигая жертву, химеры сбивали ее с ног и с воем лопались, орошая пространство дивным запахом свежайшего навоза.