Книга Лед Бомбея - Лесли Форбс

Казалось, что все эти люди примостились к жизни мегаполиса где-то с самого краешка и едва держатся на нем. На самом же деле они подобны птицам, живущим на спине у слона и питающимся его паразитами. Когда же слону приходит время умирать, они всегда находят себе другого.

– Видите, мадам, здесь все живет активной экономической жизнью. Не такое уж это и Богом забытое место. Вот, посмотрите на этот знак.

Он указал на изображение Ганеши, сделанное от руки над плакатом с рекламой лосьона для загара и почти полностью его закрывшее.

– И что там написано?

– «Sunder Mumbai, Marathi Mumbai». Что значит «Прекрасный Бомбей, Бомбей, говорящий на языке маратхи». В подобных местах, видите ли, поклоняются новому божеству, божеству политики – «Шив Сена». Ну а Ганеша, любимый бомбейский бог-слон, идет за компанию.

– Если мы не встречаем богов, то только потому, что не впустили их к себе, – сказала я.

– Простите, не понял, мадам.

– Кто-то когда-то давно сказал мне эту фразу. Можете понимать ее как знак того, что укор учителя был смиренно принят покорным учеником.

Мы остановились у стены телеграфа, на которой был изображен еще один жирный Ганеша.

– Пожалуйста, будьте осторожны, мадам, – предупредил меня Томас. – Здешних жителей нельзя упрекнуть в избытке доброты, особенно по отношению к белокожим туристам.

Я собиралась было в который уже раз напомнить ему о своем происхождении, но потом передумала. Возможно, привычка видеть мир в зеркало заднего обзора давала Томасу более ясное представление о действительности, чем моя привычка всегда смотреть вперед.

На мой вопрос о Гуле человек, сидевший за столом в здании телеграфа, пожал плечами и покачал головой. Другие посетители громко прокомментировали мой визит, для понимания которого совсем не требовалось знание маратхи.

Я обошла вокруг небольшого здания телеграфа и прочла несколько развешанных на его стенах рекламных плакатов. Когда мне надоел этот беллетристический жанр, я стала прогуливаться по улице. После тридцати минут бесцельного хождения взад-вперед я вернулась к машине Томаса.

– Вы уверены, что это то самое место?

– Вполне, мадам. Посмотрите, даже сейчас вы стоите в тени громадной доски объявлений.

Он указал на силуэт злобного великана, шагающего по хижинам. На груди великана красовалась какая-то надпись яркими, сверкающими на солнце буквами на непонятном мне языке.

Я снова вернулась в здание телеграфа и вновь спросила о Гуле, на этот раз попытавшись с помощью жестов изобразить его скейтборд, чем вызвала лишь смешки со стороны еще одной группы посетителей телеграфа. Мне ничего не оставалось, как вновь выйти на улицу и для успокоения совести подождать еще несколько минут на пыльной мостовой. Я чувствовала, что у меня есть какие-то обязательства и перед Сунилой, и перед Гулабом, и даже совершенно непонятным образом перед сестрой. Так прошел целый час, наконец Томас вылез из машины и подошел ко мне.

– Скоро стемнеет, мадам. Думаю, нам пора ехать. – Он оглянулся в поисках чего-то, что могло бы меня подбодрить. – Видите вон ту рекламу? В Индии поэзия повсюду!

Я бросила усталый взгляд на нарисованный от руки рекламный плакат, на который указывал Томас: картонный доктор в тюрбане прикладывает стетоскоп к мотору автомобиля зеленого цвета.

Рецепт от муссонных простуд:

Надежные покрышки

И твердые руки шофера

Вас к цели всегда приведут.

– Весьма сомнительная поэзия, Томас. И рифма далеко не точная и не оригинальная.

– Неужели, мадам? Впрочем, так же, как и многие рифмы мистера Шекспира, не правда ли?

В это мгновение моя сумка вдруг зашевелилась. Поначалу, схватившись за нее, я не могла сообразить, что же произошло. И только спустя несколько мгновений до меня дошла причина этого движения. Какой-то мальчуган побежал по дороге. Томас закричал что-то и бросился вдогонку, но неудачливый воришка бежал слишком быстро. Я открыла сумку, чтобы убедиться, что кошелек и камера на месте.

– Все в порядке, Томас, – крикнула я. – Этот сопляк оказался, к счастью, недостаточно проворен.

И тут я заметила листок бумаги, каким-то непонятным образом вложенный в кошелек. На бумаге было изображено некое подобие карты и еще более отдаленное подобие розы. Под всем этим стояла подпись: «Школа английского языка „Маленький цветок“. Решаются все языковые проблемы». Воришка, как оказалось, вовсе не собирался ничего вынимать из сумки, его цель была кое-что туда положить.

* * *

Но отыскать жилище Гула в общине скваттеров в Джехангир-Бауге без Томаса было бы совершенно невозможно, несмотря ни на какую карту. Район этот напоминал лабиринт из сновидения: стоило вам сделать неверный поворот, и вы попадали в полный тупик, из которого не было ни выхода, ни пути к исходной точке. Мы ехали по неотличимым друг от друга улочкам с неотличимыми друг от друга орущими младенцами на руках у неотличимых друг от друга женщин, расположившихся у входа в свои хижины всего в нескольких сантиметрах от сточных канав, впадающих в медленный и вязкий вонючий поток.

Гул не солгал: в трущобах действительно было электричество, но оно не могло скрыть их жуткую грязь и нищету. И не могло осветить мрак жизни здешних обитателей. За то время, пока мы искали Гула, мне несколько раз хотелось повернуть назад или... просто раствориться в вони дерьма и гниющих отходов. Все вокруг надвигалось и давило на меня, а с другой стороны, отделялось и отпадало, словно мой центральный компьютер в мозгу закрывал отдельные файлы, чтобы сохранить основную информацию.

Мне хотелось вытащить магнитофон, записать звуки этого места. Но Томас не позволил.

– Лучше не надо, – просто сказал он.

– Вот так должен выглядеть ад.

– О нет, мадам.

От своего первоначального нежелания везти меня в этот лабиринт Томас перешел к стремлению продемонстрировать мне доказательства наличия у здешних обитателей чувства собственного достоинства и предприимчивости: девушка с руками, покрытыми хной; женщина с чертами хищной птицы, свойственными всем раджастанцам, украшающая платье элегантной вышивкой в стиле и цветах своей родной пустыни; гирлянда из роз на входе в одну из бетонных хижин.

– Посмотрите! – воскликнул Томас. – Благодаря «Шив Сена» у здешних жителей теперь бетонные канализационные стоки.

Открытые стоки. Чтобы войти в собственный дом, вам приходилось переступать через дерьмо, чтобы выйти из него, вам тоже приходилось перешагивать через дерьмо. Прогресс: жизнь в обрамлении из дерьма.

– Что вы хотите сказать, когда говорите «теперь», Томас? Что, раньше было еще хуже? В это почти невозможно поверить.

Он кивнул:

– Возможно.

– Складывается впечатление, что вам многое известно об этом месте. Не принадлежите ли вы, случайно, к тайным поклонникам того самогона, который здесь подпольно гонят?