Книга Зимний излом. Том 2. Яд Минувшего. Часть 1 - Вера Камша

— Господин Штанцлер, — что-то писавший супрем отложил бумаги, — что вам известно о происхождении признанного Олларами наследником малолетнего Карла и его сестер? И о насилии, коему подвергалась госпожа Оллар?

— О том, как это было, знают лишь сама госпожа Оллар, ее супруг и… еще один человек. Я видел, что она более чем несчастна в браке. Большего без разрешения Ее Величества я сказать не могу. К тому же это будет лишь пересказ чужих слов, что, насколько я помню, допускается, лишь когда речь идет об умерших и находящихся в длительном отсутствии.

— Это так, — подтвердил Фанч-Джаррик, хотя его никто не спрашивал, — и я прошу Высокий Суд для прояснения этого вопроса повторно допросить свидетеля Оллара.

— Высокий Суд разрешает сделать это после окончания первичных допросов, — принял решение гуэций. — Господин Штанцлер, верно ли я понимаю, что вы не считаете Фердинанда Оллара дееспособным и всю вину за то, что творилось его именем, возлагаете на временщиков, в частности на подсудимого?

— Да, господин гуэций, — подтвердил Штанцлер. — Но вина Квентина Дорака неизмеримо выше. Говоря же о подсудимом, я должен подчеркнуть, что он уже длительное время находится в состоянии, которое требует лекарского освидетельствования.

— Это решит Высокий Суд, — отрезал супрем, — но мы учтем ваши показания. Итак, известно ли вам о заговоре Квентина Дорака, имевшем целью уничтожение Людей Чести и сторонников эсператистской веры, и участвовал ли в оном заговоре подсудимый?

— Высокий Суд поставил меня в сложное положение, — задумчиво произнес Штанцлер. — Я не был непосредственным свидетелем Октавианской ночи и не являлся доверенным лицом Дорака и Алвы. Мой рассказ во многом будет основан на умозаключениях и пересказе чужих слов.

— Высокий Суд примет это во внимание, — кивнул Кортней. — Начинайте.

— В начале весны Катарина Оллар заметила, что ее супруг угнетен. Это была дурная примета: Фердинанд никогда не возражал Дораку, но часто сочувствовал его жертвам. Госпожа Оллар пыталась узнать, что происходит, но Оллар был слишком напуган. Тогда она обратилась за помощью ко мне, так как мне порой удавалось застать короля в местах, где не подслушивали.

На этот раз у меня это получилось с легкостью: казалось, Оллар сам ищет встречи. Фердинанд спросил, не являюсь ли я скрытым эсператистом и не знаю ли, кто таковым является. Я ответил, что вероисповедание — дело совести каждого, и тут Оллар понизил голос и сказал, что видел дурной сон. О том, как эсператистский священник благословляет паству, а по его следам идет Смерть с секирой. Когда я услышал о приезде Оноре и готовящемся диспуте, то понял, что несчастный король пытался меня предупредить.

— Что вы предприняли?

— Увы, ничего. За мной по пятам ходили люди Дорака и Лионеля Савиньяка, к тому же меня обманула болезнь лжекардинала. Я решил, что Создатель услышал молитвы Катарины Ариго и накинул на временщика узду. То, что болезнь оказалась хитростью, мы поняли позже.

— Что вам известно об участии Алвы в событиях Октавианской ночи?

— То, что его появление не стало неожиданностью, по крайней мере для Лионеля Савиньяка.

— Знакомо ли вам имя Чарльз Давенпорт?

— Сын генерала Энтони Давенпорта?

— Да.

— Этот молодой человек — шпион Лионеля Савиньяка. Сначала он следил за генералом Килеаном-ур-Ломбахом, затем его перевели во дворец.

— Пересекались ли пути Чарльза Давенпорта и герцога Алва?

— Мне рассказывали, что Давенпорт и Алва встречались в Октавианскую ночь.

— Это можно считать доказанным, — подтвердил супрем. — Господин Штанцлер, вы предполагаете или знаете, что Рокэ Алва был осведомлен о планах лжекардинала?

— Я не слышал разговора герцога Алва с Дораком, но я верю человеку, который мне его передал, рискуя жизнью. Герцог Алва знал обо всем. Его промедление, равно как и поспешное устранение свидетелей, было частью замыслов Дорака.

— Что вам известно о задуманных Дораком убийствах Людей Чести?

— Уже упомянутый мною свидетель передал мне список будущих жертв, первой из которых значилась Катарина Ариго. Я предупредил об опасности ее и герцога Окделла. Это все, что я мог сделать, но Создатель смилостивился над невинными.

В Октавианскую ночь лжекардинал разыграл болезнь, и это переполнило чашу терпения Создателя. Дорак умер так, как лгал. К несчастью, это не спасло ни братьев Ариго, ни Килеана-ур-Ломбаха, ни семейство Приддов.

— Что вам известно о поддельных письмах, послуживших поводом для ареста братьев Ариго и графа Килеана-ур-Ломбаха?

— Чарльзу Давенпорту не удалось выкрасть приказ кардинала, предписывающий Килеану-ур-Ломбаху не покидать казарм, о чем Давенпорт сразу же доложил Алве. Герцог Алва обладает несомненным талантом к подделке почерков, он спешно набросал якобы черновики приказа Дорака и лично подбросил в особняк Ариго.

— Герцог Алва, — вспомнил об обвиняемом супрем, — вы имеете что-то возразить по существу или же задать свидетелю вопрос?

— Пожалуй. Кто этот баловень судьбы, раз за разом оказывавшийся за портьерой Его Высокопреосвященства?

Эр Август вздернул голову:

— Этот человек — слуга Великой Талигойи и своего короля. Это все, что я могу сказать во всеуслышание. Да, Квентин Дорак мертв, а Рокэ Алва бессилен, но Рудольф Ноймаринен надел на себя регентскую цепь. Зная этого человека, не сомневаюсь, что его мысли — о короне. Тот, о ком я говорю, сейчас находится в волчьем логове. Я не могу подвергать его жизнь опасности.

Кортней зашелестел бумагами. Святой Алан! С судейских станется отмести показания эра Августа или потребовать имя человека, ходящего по лезвию меча. Супрем поднял руку, и Дик торопливо вскочил:

— Высокий Суд принимает объяснение эра… графа Штанцлера. Мы не должны подвергать жизнь нашего друга опасности.

— Герцог Окделл, — в голосе Кортнея был упрек, но на самом деле он не сердился, — вы превысили ваши полномочия. Сядьте. Тем не менее Высокий Суд удовлетворится тем, что свидетель сообщит имя своего осведомителя конфиденциально. Герцог Алва, у вас есть еще вопросы?

— Эр Август, — краденное обращение ударило, как хлыстом, — почему, будучи счастливым обладателем известного по крайней мере четверым здесь присутствующим кольца с секретом, вы не передали его вашему примечательному во всех отношениях другу? Я неплохо знал Сильвестра, свои мысли он оберегал тщательнее своего шадди. Если ваш друг имел доступ к первому, сложностей со вторым возникнуть просто не могло.

— Я обязан отвечать на этот вопрос? — Бывший кансилльер справился с голосом, но на щеках проступили красные пятна.

— Вас что-то смущает? — пришел на помощь Кортней. — Может быть, вы боитесь повредить невиновным?

— Да, господин гуэций.

— Герцог Алва, вы настаиваете на ответе?