Книга Жестокие игры - Мэгги Стивотер

Финн говорит:

— Тебе положено сегодня праздновать! Гэйб говорил, что приготовит нам дома настоящий пир!

Даже после такого длинного дня Финн не в силах сдержать бьющую из него энергию. Он похож на жеребенка в ветреный день.

Я изо всех сил стараюсь, чтобы в моих словах не слышно было горечи и язвительности, потому что Финн тут вообще ни при чем, но все-таки мой голос звучит не слишком любезно:

— Я не могу праздновать, когда Шон Кендрик сидит там на берегу с погубленным конем, и все это из-за меня!

— Да с чего ты взяла, что он теперь нужен Шону Кендрику?

Но мне не нужно ничего объяснять. Я знаю, что Шон не мыслит себя без Корра. Дело не в бегах, они всегда были тут ни при чем.

Финн оглядывается на меня и видит ответ на моем лице.

— Ну ладно, хорошо, — говорит он. — А почему он не может себе позволить купить этого коня?

Оттого, что все это произносится вслух, становится еще хуже.

Я объясняю:

Шон должен был выиграть, чтобы у него хватило денег на выкуп. Сейчас у него нет такой суммы.

Долгое время опять слышится только шлепанье подошв, постукивание копыт Дав, шум ветра в ушах. Я гадаю, удалось ли Холли увести Шона с пляжа. И будет ли Шон ночевать рядом с Корром. Он ведь всегда такой практичный и рассудительный, но только не в том, что касается красного жеребца.

— А разве мы не можем дать ему денег? — спрашивает наконец Финн.

Я тяжело сглатываю.

— Я не так много выиграла, чтобы хватило и на дом, и на Корра.

Финн роется в кармане.

— Мы можем добавить вот это.

Когда я вижу толстую пачку банкнот в его руке, я останавливаюсь так резко, что Дав тычется носом в мое плечо. Я испуганно спрашиваю:

— Финн!.. Финн Конноли, где ты это взял?!

Я прекрасно вижу, как Финн старается удержать улыбку. От этого у него получается та самая лягушачья гримаса, хотя он и не думает о ней сейчас. Я не в силах оторвать взгляд от пачки денег в его руке, почти такой же толстой, как мой выигрыш.

Финн важно сообщает:

— Сорок пять к одному.

Я далеко не сразу соображаю, почему мне кажутся знакомыми эти числа… ну да, они были написаны мелом на доске в лавке Грэттонов. И тут вдруг я понимаю, куда пропали последние монетки, лежавшие в жестянке из-под печенья.

— Ты что, решил поставить…

Я не в силах договорить.

Финн снова трогается с места, и в его походке появляется некоторая важность. Он говорит:

— Дори-Мод сказала, на тебя стоит поставить.

Глава шестьдесят пятая

Пак

Мама всегда говорила мне, что когда сильно разгневан — нужно надевать наилучшую свою одежду, потому что это больше напугает людей. Я не в гневе, но сама боюсь до ужаса, поэтому утром после бегов очень внимательно отношусь к своему наряду. Я провожу около часа перед овальным зеркалом мамы, в ее комнате, укладывая свои имбирные волосы так, чтобы они прикрывали синяк, и пальцами закручивая локоны. Я мысленно представляю себе прическу Пег Грэттон и пытаюсь соорудить нечто подобное. Приходится выпустить несколько прядей, а остальное заколоть на затылке; и когда заканчиваю, я вижу в зеркале лицо моей матери.

— Я открываю ее шкаф и рассматриваю ее платья, но ни одно из них не выглядит способным кого-то напугать. Поэтому вместо них я нахожу рубашку с воротником и надеваю бриджи и обычные свои ботинки, с которых предварительно отчищаю все то, что налипло на них на песчаном берегу. Еще беру мамин коралловый браслет и коралловое же ожерелье. А потом выхожу в коридор.

— Кэт! — изумленно восклицает Гэйб. Он сидит у кухонного стола и таращит на меня глаза. Я слышала, как он ночью укладывал вещи. — Куда это ты собралась?

— Иду в конюшню Малверна.

— Ну, выглядишь ты просто отлично.

Я открываю дверь. Снаружи — нежное и мягкое утро, пахнущее древесным дымом; оно настолько же чудесно, насколько плохо было вчерашнее.

— Я знаю.

Я надеваю на спину свой школьный рюкзачок и беру велосипед, потому что Дав заработала выходной, если она вообще что-то заработала; и я еду через это благословенное утро к конюшне Малверна.

Добравшись туда, я застаю ту же самую бурную деятельность, как и в прошлый раз. Конюхи с лошадьми отправляются на пастбище, наездники выводят чистокровок, чтобы заставить их размяться как следует, работники конюшни подметают мощеный двор…

— Кэт Конноли! — окликает меня один из конюхов. — А Шона Кендрика здесь нет.

Я и не ожидала что он здесь будет, но все равно мне не нравится, как это произнесено. И всеже я отвечаю:

— Я вообще-то ищу Бенджамина Малверна.

— Он там, в доме… а он тебя ждет?

— Да, — киваю я, потому что если он и не ждал меня до этой минуты, то все равно будет ждать, когда я войду.

— Ага, ну, тогда позволь… — говорит конюх.

Он открывает ворота передо мной и моим велосипедом.

Я благодарю его и веду велосипед к дому Малверна. Дом стоит прямо перед конюшней, и это огромное, величественное старое строение. Как и сам Малверн, дом производит впечатление, он кажется могучим, хотя и не слишком красив. Я прислоняю велосипед к стене, подхожу к парадной двери и стучу.

Довольно долго внутри царит тишина, а потом дверь открывает сам Бенджамин Малверн.

— С добрым утром, — говорю я и прохожу мимо него в вестибюль.

Здесь голо и пусто, лишь высокий гладкий потолок да маленький столик на одной ноге у стены. За вестибюлем сквозь открытую дверь я вижу гостиную и одну-единственную чашку, стоящую в центре покрытого белой скатертью стола.

— Я как раз пил чай, — говорит Малверн.

— Значит, я вовремя, — отвечаю я.

Я не собираюсь ждать, когда он меня пригласит, и прямиком прохожу в гостиную. Она, как и вестибюль, почти абсолютно пуста. Только круглый стол в центре комнаты с высоким потолком да бронзовые светильники на стенах. Я гадаю, не размышлял ли здесь Малверн о том, выплюнет ли когда-либо море обратно на берег пегую кобылу или Мэтта Малверна. Я сажусь на стул напротив того, на котором явно сидел Малверн.

Губы Бенджамина Малверна приходят в движение.

— Молоко и сахар?

Я складываю руки на столе и смотрю на него в упор.

Я выпью то же, что пьете вы.

Он слегка приподнимает брови, прежде чем калить мне чашку своего странного чая. Придвинув ее ко мне, он садится напротив и откидывается на спинку стула, скрестив ноги.

— Почему это ты врываешься в мой дом, как ураган, Кэт Конноли? Это довольно бесцеремонно.