Книга Капитаны в законе - Валерий Елманов

Первая победа не могла не обрадовать хана, и в первую очередь потому, что означала главное: к его набегу соседи явно не готовы, иначе они заблаговременно прислали бы сильный отряд, дабы попытаться задержать войско Узбека. Значит, все в порядке.

Не было каких-то неожиданностей и далее. Стремительной лавой ворвались ордынские тумены в долину Ширвана, сметая на своем пути немногочисленные отряды врага. А во главе этого войска, по-хозяйски озирая новые прекрасные пастбища, ехал на гнедой кобылице он, Узбек.

Радость хана удваивалась от сознания того, что он сумел покорить просторы, так и не поддавшиеся даже брату Батыя хану Берке, не говоря о прочих. Получалось, именно он, новый властелин Орды, круче всех прежних правителей. Но не подобает истинному чингизиду выплескивать эмоции наружу, а потому Узбек старался ничем не выдать радости, клокочущей в его молодом, полном сил теле.

Всего через несколько дней белое знамя Ак-Орды – Белой Орды, уже развевалось на берегу Куры. Воины, довольные легкими победами и пусть пока не очень большой, но легкой добычей, ставили свои походные шатры в зеленой и прохладной долине, норовя примоститься поближе к реке, чтобы было не так далеко гонять коней на водопой.

Правда, впереди ждало испытание посерьезнее. Как сообщили взятые в плен вражеские воины, на противоположном высоком берегу реки падишах спешно собрал всех, кого смог. Было их в общей сложности не больше тумена. Ха, всего-то! А у Узбека их пятнадцать. И не исключено, что ему хватит лишь демонстрации собственной силы, коя настолько устрашит оробевшего врага, что тот, не приняв боя, побежит без оглядки. А нет – ему же хуже.

Но и тут хан не торопился, предпочитая надежность и поджидая свой арьергард. А пока тот подползал, присоединяясь к основной армаде, Узбек занялся перестроением, велев сосредоточить главные ударные силы по флангам, дабы взять противника в кольцо. Как зверя во время недавних облавных охот. И из кольца этого не должен был выскользнуть никто. Разве случайные счастливчики.

Попавшиеся в плен местные жители еще раз подтвердили, что верные падишаху эмиры не ожидали нападения и вместо того, чтобы возводить оборонительные сооружения, занимались строительством какой-то плотины в верховьях Куры, да еще рыли некую огромную яму для водохранилища. Словом, занимались хозяйственными делами, не ведая о скором нашествии туменов с севера.

Очередное вечернее пиршество затянулось допоздна. Но началось лишь тогда, когда собравшиеся доложили, что для предстоящего завтрашнего штурма все приготовлено. Только после этого темники, эмиры и советники смогли насладиться изысканными блюдами, приготовленными искусными ханскими поварами. И только ближе к полуночи они покинули его шатер.

Подушки были мягкими, одеяла теплыми, спалось сладко, но под утро Узбек проснулся от какого-то странного шума. Он потянулся, вылез из-под одеяла и, поеживаясь от предрассветной прохлады, вышел из шатра, недоуменно озираясь по сторонам в поисках источника загадочного глухого рокота.

Однако вокруг все оставалось спокойным, гигантский стан продолжал безмятежно отдыхать. Редкие огоньки сторожевых костров слабо мерцали в предрассветной дымке, но в основном воины, несмотря на завтрашнее сражение, крепко спали. Степняк не думает накануне битвы о смерти, он верит в победу и богатую добычу. Так повелось со времен Чингиз-хана, и так будет вовеки. А те, кому суждено погибнуть… Что ж, значит, судьба. О павших быстро забудут, а на следующий год степь пришлет в войско новых джигитов, жадных до чужого добра.

Хан обернулся, оглядывая окрестности. Да нет, врага, собирающегося учинить внезапную вылазку, не видно, хотя шум, к которому теперь добавился скрип и треск, явно доносился именно со стороны вала на противоположном высоком берегу Куры.

Узбек, чуть успокоившись, повернул голову вправо и досадливо поморщился при виде наползающего густого тумана, подумав, что из-за него после грядущей победы уцелевших врагов окажется гораздо больше. А впрочем, оно и к лучшему. Бежавшие принесут юному падишаху известие о неслыханном поражении, до дрожи напугав мальчишку Абу-Сеида. И как знать, возможно, тот без оглядки убежит куда-нибудь далекодалеко, без боя оставив и Табриз, и новую столицу Солтанию, отстроенную его отцом. Тогда хан сможет двинуть двинет свои победоносные несокрушимые тумены дальше и взять под свою властную руку не только долины Аррана и Ширвана, но и…

Однако сладкие мечты нежданно прервались, ибо в эту секунду Узбек увидел, что мутная серая пелена, валившая узкой полосой по реке Куре, была вовсе не туманом, а… Он вытаращил глаза и, не в силах сдвинуться с места, продолжал изумленно взирать на огромный вал воды, несущийся прямо на него. Этого не могло быть, но это было, и водяной вал стремительно приближался. В следующую секунду он успел захлестнуть правое крыло лагеря, где сосредоточились два лучших тумена, предназначенных для широкого охвата врага. Узбек хотел закричать, но от ужаса не смог издать ни звука, и лишь хрип вырвался из его груди.

И в тот же миг внезапно, словно страшному водяному шайтану этого было мало, скрип превратился в оглушительный треск и другой вал с гулким ревом вырвался прямо со стороны противоположного берега Куры. Они слились воедино совсем рядом с ханской ставкой и, бурно взревев от радостной встречи, с удвоенной силой неотвратимо устремились вперед, сметая все на своем пути. И не было силы, могущей остановить их. Спустя всего десяток секунд они достигли цели, смахнув нарядный ханский шатер и людей подле него. А еще через минуту они добрались и до левого крыла полчищ Узбека.

Временами в водной пучине появлялись оскаленные лошадиные морды, истошно разевавшие рты ордынские воины, но ржание и крики обезумевших от ужаса людей заглушались водным ревом. Во всяком случае всадники на противоположном высоком берегу Куры ничего не слышали. Зато они наблюдали главное: все гигантское становище оказалось под грозно клокочущей водой.

Ох, недаром год змеи еще со времен первых монгольских ханов считался недобрым и тяжелым для кочевников. Правда, он уже заканчивался, но и на излете сумел обрушиться грозным водяным вихрем на могучее войско и, обвив его смертоносными кольцами тысяч водоворотов, погрузить степное полчище в небытие.

Далеко не всех ожидала участь оказаться погребенным в пучине. Многим суждено было спастись, но лишь для того, чтобы встретить гибель в узком, всего в пару десятков километров, проходе, ведущем на север, к Дербенту и далее, к родным аулам и становищам. Неминуемую, поскольку там их уже поджидал тумен под командованием сына Чопана, худощавого поджарого Димашк-ходжи. Ждали несчастных беглецов и на востоке, ибо еще один тумен, возглавляемый другим сыном Чобана Дамиром-Таша, был сосредоточен в районе Баку, подле побережья Каспийского моря.

Им-то и предстояло довершить неслыханный разгром. Именно им, но никак не главным силам падишаха, сосредоточенным за сооруженном на противоположном берегу Куры валу. И хотя десятки тысяч воинов Абу-Сеида тоже ожидали приказа, они понимали, что в ближайшее время его не последует. А вот сам юный падишах, взиравший на творящееся внизу, то и дело вопросительно поглядывал на эмира Чопана, неподвижно застывшего справа от него. Пальцы Абу-Сеида время от времени нетерпеливо сжимались на рукояти сабли из дамасской стали в ножнах, украшенных золотой арабской вязью. Чувствуя нервозность своего хозяина, лошадь под ним время от времени нервно переступала с ноги на ногу и серебряные бляхи, свисавшие с седла, издавали нежный мелодичный звон. Видя все более возрастающее раздражение юного правителя от собственного бездействия Чолпан разжал рот и в пятый раз пояснил: