Книга Писатели и советские вожди - Борис Фрезинский

Чтобы открыть скобки по этому вопросу, я думаю, что дело вновь всплывет именно вследствие этого инцидента, который, как я указывал, не повлиял на ориентацию Конгресса, но, как я заметил из отдельных частных признаний, получил отголосок в умах многих молодых писателей. Итак, я вновь повторяю то, о чем просил уже столько раз: надо было бы, чтобы в «Монде», например, можно было бы окончательно урегулировать это дело, являющееся одновременно и смешным и одиозным, о «преследованиях» и «невинности» Виктора Сержа. Меня неоднократно резко осуждали в газетах и в листовках за то, что я занимаю определенную позицию в этом деле, в котором противники, разумеется, играют на «свободе мысли и культуры» и пытаются отождествить советскую власть с фашистским режимом.

Все наши друзья, по их выражению, «отравлены» недостатком информации по поводу предполагаемых истязаний и корректной, якобы, позиции Виктора Сержа. Андре Жид употребил свой авторитет, чтобы помешать началу кампании по этому поводу в «Нуввель Ревю Франсез»[760].

Ромен Роллан добивается освобождения Виктора Сержа

Обращаясь с этим письмом к Щербакову, Барбюс, скорее всего, не знал, что 28 июня 1935 г. в Кремле между Сталиным и приехавшим в Москву по приглашению Горького Роменом Ролланом состоялся такой диалог (вся беседа продолжалась 1 час 40 минут):

«Роллан: Вы сослали Виктора Сержа на 3 года в Оренбург; и это было гораздо менее серьезное дело, но почему допускали, чтобы оно так раздувалось в течение двух лет в общественном мнении Европы. Это писатель, пишущий на французском языке, которого я лично не знаю; но я являюсь другом некоторых его друзей. Они забрасывают меня вопросами о его ссылке в Оренбург и о том, как с ним обращаются. Я убежден, что вы действовали, имея серьезные мотивы. Но почему бы с самого начала не огласить перед французской публикой, которая настаивает на его невиновности? Вообще, очень опасно в стране дела Дрейфуса и Каласа допускать, чтобы осужденный стал центром всеобщего движения.

Сталин: (делая вид, что не знает о чем речь. — Б.Ф.) Что же касается Виктора Сержа, я его не знаю и не имею возможности дать вам справку.

Роман: Я тоже его лично не знаю, лично я слышал, что его преследуют за троцкизм.

М. П. Роллан (напоминая Сталину, кто такой Серж. — Б.Ф.): Это французский писатель, внук Кибальчича, троцкист.

Сталин (делая вид, что вспомнил, и пользуясь бессодержательными клише. — Б.Ф.): Да, вспомнил. Это не просто троцкист, а обманщик. Это нечестный человек, он строил подкопы под Советскую власть. Он пытался обмануть Советское правительство, но это у него не вышло. По поводу его троцкисты поднимали вопрос на конгрессе защиты культуры в Париже. Им отвечали поэт Тихонов и писатель Илья Эренбург[761]. Виктор Серж живет сейчас в Оренбурге на свободе и, кажется работает там[762]. Никаким мучениям, истязаниям и проч., конечно, не подвергается. Все это чушь. Он нам не нужен и мы его можем отпустить в Европу в любой момент.

Роллан (улыбаясь ): Мне говорили, что Оренбург — это какая-то пустыня.

Сталин (надо думать, с внутренней яростью. — Б.Ф.): Не пустыня, а хороший город»[763].

В Москве Роллан имел еще одну встречу, на которой затрагивался вопрос о Викторе Серже, — встречу с главой НКВД Ягодой. Организовал ее, несомненно, Горький (Ягода ухлестывал за его невесткой, не оставляя дом Горького своим вниманием). Встреча с Ягодой так описана в «Московском дневнике Ромена Роллана»: «10 июля, среда… Вечером после ужина (я ужинал в своей комнате) я смотрю документальные фильмы Затем беседа с Ягодой, давним и грозным шефом ГПУ, теперь наркомом внутренних дел. Разговор серьезный Но когда речь заходит о Викторе Серже (Кибальчиче), я слышу глубоко презрительное мнение: его считают авантюристом, хулиганом, лжецом, человеком, для которого нет ничего святого. И все-таки разные ходатайства за него так утомили, что они, кажется, уже готовы его выпустить, несмотря на неприятности, которые он может или попытается причинить СССР, будучи за границей. Его слишком мало ценят, чтобы беспокоиться об этом. Ягода обещает представить мне официальный рапорт о том, как живет и чем занимается Серж с момента ареста…»[764]

Регулярно общаясь с Горьким, Роллан неоднократно заводил с ним разговор о Викторе Серже. Горький обещал ему и дальше не забывать про этот вроде бы решенный вопрос. Во всяком случае, 29 июля 1935 г. он писал Роллану:

По поводу В. Серж напишу сегодня Генриху Ягоде, — он в отпуске, на Кавказе. Он предлагал Вам выслать Сержа из Союза и вручить Вам его рукопись, — очевидно это нужно сделать.

В тот же день Горький рассчитанно дипломатично написал главе НКВД Г. Г. Ягоде:

Может быть Вы, действительно, найдете возможным выгнать Кибальчича из Союза и возвратить его рукописи ему? Я, разумеется, ничего не советую, но мне кажется, что — так или иначе — следовало бы уничтожить и этот жалкий повод для инсинуаций против Союза со стороны бездельников и негодяев, которым, к сожалению, кто-то верит[765].

По возвращении домой Роллан решил опубликовать текст беседы со Сталиным, чтобы сделать ее широко известной на Западе. У него был официальный текст беседы, просмотренный Сталиным и им самим, но для публикации требовалось разрешение Сталина, которое он запросил. Однако перед ним оказалась глухая стена. 28 августа 1935 г. он жаловался Горькому:

Такое молчание необъяснимо. Оно особенно странно со стороны Крючкова: я дважды обращался к нему со срочной просьбой, но он ничего не ответил. — (Речь шла о том, чтобы получить разрешение Сталина опубликовать полностью или частично ту беседу, текст которой был им лично просмотрен. Меня засыпали вопросами, на которые я могу обстоятельно ответить лишь на основании этого текста…) — Два дня тому назад я обратился непосредственно к Сталину.

Текст беседы со Сталиным Роллану так и не дали опубликовать…