Книга Прайм-тайм - Лиза Марклунд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грохот, крик, снова грохот.
«John! Wait!»
«Ты побежишь за ним? Возьми себя в руки. Пора прекратить унижаться».
Люди стали постепенно приходить в себя, ничего не понимая, таращились друг на друга, искали ответы на возникшие у них вопросы в глазах стоявших по соседству, но не находили.
«…Crazy bitches…»
«Черт побери! Почему ты отправила его отсюда?»
«Возьми себя в руки…»
«…И что ты здесь делаешь, зачем приперлась?»
Теперь уже гул голосов стал нарастать в самом зале, смешиваясь с порой трудноразличимыми словами на записи.
«Мишель, ты ведешь себя как потаскуха. Тебе надо думать о собственной репутации. Когда становишься столь знаменитой, как ты, нельзя позволять себе подобное, иначе люди не захотят смотреть на тебя…»
Все взгляды в комнате сошлись на Карин Беллхорн, которая по-прежнему не могла пошевелиться, стояла словно окаменевшая.
Пьяный смех в громкоговорителях, нарастающий, истерический.
«Над чем ты смеешься?»
Хохот Мишель заполнил все помещение, отражался от стен, бил по ушам.
«Что здесь забавного?»
«Послушай, это же невероятно глупо. Какой смысл в успехе, если нельзя делать все, что заблагорассудится?»
«У нас масса сотрудников, за которых я отвечаю, и от тебя зависит, будут у них деньги на пропитание сегодня или нет. Ты просто обязана держать себя в руках».
Послышался грохот, заставивший всех вздрогнуть.
«Не учи меня, что я должна делать».
Теперь в голосе Мишель появились истерические нотки, она находилась на грани срыва.
«Я постоянно слышу это ото всех, по-вашему, вы можете выворачивать меня наизнанку, и я должна быть точно такой, как вы решили. Что вы, собственно, думаете? Я робот? Я такая, как есть, и не могу большего. Я не в состоянии соответствовать всем вашим чертовым требованиям и мерзким ожиданиям. Хайлендер может увольнять меня, пожалуйста. Я бы сама ушла, поскольку мне уже невмоготу!»
Все взгляды покинули Карин Беллхорн и переместились на шефа канала. Его щеки покрылись румянцем, он подозвал одного из звукотехников и пошептался с ним.
«Не трудно догадаться о чем», – подумала Анника.
Что это за чертовщина, и откуда она берется?
«Ты – избалованное дитя, – сказала Карин Беллхорн на записи. – И по-твоему, тебя надо пожалеть, не так ли?»
Звукотехник протиснулся сквозь толпу, исчез в коридоре. «Всю мою профессиональную жизнь я пахала на таких, как ты, – продолжил голос продюсерши, – эгоистичных идиотов, которые исключительно любуются собой и думают только о себе. Благодаря мне вы имеете все ваши знания, я делаю всю работу для вас, а лавры достаются таким, как ты. Как же я устала от этого!»
Люди в конференц-зале пришли в движение, перешептывались взволнованно с широко открытыми глазами. Один из полицейских пошел и встал в дверях, перекрыв Карин Беллхорн путь к бегству.
«Есть люди, достойные успеха, – сказала Мишель, – и те, которые не достойны его».
Шум на ленте, учащенное дыхание.
«Что ты имеешь в виду? Мне хватало успеха, я тридцать лет в отрасли и никогда не сидела без работы, и потом, я была замужем за… Он мог бы получить кого угодно, и…»
В конференц-зале Карин Беллхорн повернулась спиной к людской массе.
На ленте Мишель Карлссон расхохоталась снова:
«И это твой главный триумф в жизни, не так ли? Ты заполучила английскую поп-звезду? А тебе известно, кстати, что он говорит о тебе?»
«Хватит ржать, – бросила Карин Беллхорн презрительно. – Стивен любил меня по-настоящему. Ты же им нужна только для секса».
Разговор на ленте прервался, в какой-то момент Анника даже поверила, что ее выключили. Она перехватила взгляд Бэмби Розенберг, ее красные от слез глаза были наполнены отчаянием. Злоба невидимым облаком висела в комнате, Мишель, очевидно, не нашла что ответить. Когда диалог возобновился, первой заговорила Карин Беллхорн:
«Я могу начать делать твою работу в любой день, а ты не справишься с моей».
Презрительный смешок не заставил себя долго ждать.
«Я хочу, чтобы ты кое о чем знала, – парировала Мишель. – Если бы не я, ты не осталась бы на этом проекте. Хайленлер хотел поменять тебя, но я отговорила его, хотя, похоже, сильно промахнулась. Ты больше никуда не годишься. Делаешь телевидение для пенсионеров. По-твоему, благодаря тебе все функционирует, на самом же деле другим постоянно приходится прикрывать твои огрехи».
Что-то в голосе телеведущей заставило всех присутствующих замолчать. В нем появились жесткие беспощадные нотки, слышалось желание уязвить, растоптать. Судя по голосу Карин Беллхорн, она это тоже поняла.
«Это все пустые разговоры», – промямлила она.
«Но послушай, неужели ты даже не замечаешь этого? Ты просто динозавр, который никак не может понять, что ему пора уходить».
«Я не собираюсь это слушать!»
«Ты как непреодолимая преграда в редакции. Управляешь всеми, все знаешь и все можешь. Даже считаешь, что в состоянии заменить меня на экране».
«Мишель, замолчи сейчас же!»
«Почему, думаешь, я прихожу на запись, когда у меня температура сорок? Да просто из опасения, что ты усядешься там!»
Снова хохот, пьяный, истерический.
«Неужели до тебя не доходит, насколько ты жалка?»
«Ты не соображаешь, что говоришь».
«Ты пытаешься быть молодой и крутой, хотя уже полностью вышла в тираж, и всю свою желчь выливаешь на тех, кто добился успеха, вроде меня…»
«Следи за своими словами!»
«А тебе известно, что Стивен рассказывает всем подряд о твоих губках, которые ты используешь вместо тампонов? Насколько это омерзительно, по его мнению! Все знают об этом, и все смеются…»
«Берегись, ты…»
«Джон рассказал это, говорил, что ты заигрывала с ним, я сама это видела, все видели!»
«Закрой пасть!»
«Ты пыталась затащить его в постель, а он тем временем думал о том, как ты стоишь и полощешь свои окровавленные менструальные губки…»
Громкий хлопок эхом отразился от стен, нежданным раскатом грома вырвавшись из динамиков. Анника зажмурилась, толпа инстинктивно отшатнулась назад.
Гуннар Антонссон по-прежнему стоял в дверях, рассеянно смотрел по сторонам, Карин Беллхорн развернулась и таращилась на серый телевизионный экран.
На фоне затихающего звука выстрела послышалось пыхтение, словно задыхался астматик.
«Мишель?»
Звон и треск.
«Мишель? Боже, Мишель? О нет».
