Книга Тайны Шлиссельбургской крепости - Николай Коняев

Об этом и расспрашивал Михаил Васильевич Прогнаевский вечника Стояна (Чайкина).

Варфоломей Стоян подробно поведал жандармскому подполковнику, как он вынул в церкви из киотов иконы Божией Матери и Спасителя и передал икону Спасителя стоявшему настороже у двери Комову, а икону Божией Матери спрятал у себя на животе под поясом. Он был в пиджаке, и было не видно, что он несет за пазухой…

В дом Шевелягина они шли с Комовым разными путями.

На кухне Стоян выложил принесенный образ на стол и, хохотнув, объявил, что сдерет сейчас юбки с иконы. И он содрал с иконы верхнюю матерчатую ризу с драгоценными камнями, а затем снял и золотую ризу.

Потом он расколол икону и сжег ее.

— Зачем? — спросил Прогнаевский

— Я хотел узнать, господин начальник, действительно ли икона чудотворная, — цепко глядя на него, ответил Стоян. — Если Бог есть, он не даст ее уничтожить, а меня разорвет в куски. А если даст, то и Бога нет. Видите, как я сумел доказать небытие Божие!

Исследователи уже обращали внимание, что на фотографиях 28-летний Варфоломей Андреевич Стоян чрезвычайно похож на Владимира Ильича Ленина, снявшегося после возвращении из сибирской ссылки. Такой же высокий лоб, переходящий в лысину, такая же бородка клинышком, такой же овал лица и цепкий взгляд!

Впрочем, тогда в 1912 году слишком малоизвестен был Владимир Ильич, и едва ли и жандармский подполковник вспомнил его, глядя на вечнокаторжного Стояна.

Это разве только перед расстрелом в 1918 году мог Михаил Васильевич Прогнаевский задуматься о диковинном сходстве вождя мирового пролетариата с церковным вором, которого он видел в Шлиссельбурге шесть лет назад.

А вот Г.К. Орджоникидзе, который вернулся в Россию после VI (Пражской) Всероссийской партийной конференции, и которого уже 5 ноября 1912 года в ножных кандалах доставили в Шлиссельбургскую крепость и поместили в четвертый тюремный корпус, сходство это — они могли встречаться со Стояном в «зверинце» — вполне мог заметить.

Как бы то ни было, но известно, что политические уважительно относились к уголовнику Стояну. Впрочем, уважение это могло быть и не связанным с внешним обликом Стояна.

И будущий директор института «Советская энциклопедия» Федор Николаевич Петров, и будущий организатор советской власти в Карелии Петр Федорович Анохин, и другие большевики-шлиссельбуржцы, включая и Г.К. Орджоникидзе, и даже самого В.О. Лихтенштадта, участвовавшего в убийстве на даче П.А. Столыпина 27 человек (еще 33 человека были тогда тяжело ранены), прекрасно понимали, что нанести более страшный удар, чем нанес по России уголовник Стоян, они не в состоянии.

* * *

Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов на первом же своем заседании 27 февраля 1917 года принял решение немедленно освободить политических заключенных Шлиссельбургской тюрьмы.

Рабочие Шлиссельбургского порохового завода отправились в крепость и выпустили на свободу — это были В.О. Лихтенштадт, И.Е. Пьяных, И.И. Пьяных, В.А. Симонович, В.Д. Малашкин, И.П. Жук — семьдесят политкаторжан.

Пением революционных песен и криками «Ура!» встретили освобожденных каторжан за воротами тюрьмы.

Шлиссельбуржцы — увы! — не знали, кого они освобождают.

Владимир Осипович Лихтенштадт, один из организаторов и участников массовой бойни на даче Петра Аркадьевича Столыпина, вместе с анархистом Иустином Жуком взяли на себя управление городом.

Все каторжане, которым Владимир Осипович Лихтенштадт выписывал особые удостоверения, в которых говорилось, что они освобождены из Шлиссельбургской крепости «волею восставшего народа», получали в Шлиссельбурге права, которые давали обыкновенно солдатам при взятии у противника города.

Чтобы обеспечить безопасность каторжан и пресечь попытки организовать сопротивление, была организована боевая дружина, которую возглавили И.П. Жук и Ф.А. Шавишвили.

Однако сил дружины показалось мало, и на следующий день освобожденные каторжники снова отправились в тюрьму.

Владимир Осипович Лихтенштадт предъявил начальнику тюрьмы В.И. Зимбергу ультиматум.

После кратких переговоров В.И. Зимберг отдал ему ключи от крепости.

Теперь «волею восставшего народа» под честное слово не грабить и не воровать было освобождено еще более 900 уголовников.

Тут же под честное слово начали избивать охранников тюрьмы.

Тут же под честное слово начали грабить крепость.

Вакханалия убийств и грабежей продолжалась несколько дней, и, чтобы скрыть следы зверств, В.О. Лихтенштадт и его подручные И.П. Жук и Ф.А. Шавишвили приняли решение сжечь крепость.

В ночь с 4 на 5 марта 1917 года по сигналу вспыхнули одновременно все тюремные корпуса.

В Шлиссельбургском музее экспонируется несколько фотографии тех событий.

На одной сняты сами бандиты.

Они сидят у дверей «Конторы центрального склада». Над ними транспарант «Да здравствует народ, открывший двери тюрем». В руках у бандитов винтовки, и на лицах такое выражение, что не приведи господи встретиться…

Еще страшнее становится, когда смотришь на присыпанные снежком руины сожженного Шлиссельбурга на другой фотографии.

Видно, что снегопад был долгим, но и глубокий снег не в силах скрыть черноту, спустившуюся на крепость, напоминавшую Вере Фигнер родную деревню с домиками, окруженными садами, с лугом, с купами деревьев, с белой церковью с золотым крестом.

Свидетели событий утверждают, что тюрьма горела несколько дней «огромным красным факелом, освещая ладожские дали».

* * *

Скорбны и поучительны шлиссельбургские пожары.

В пожаре 1724 года пострадали заточенные Петром I в Шлиссельбург мощи святого благоверного князя Александра Невского.

В пожаре 1917 года исчезает неведомо куда Шлиссельбургский чудотворный образ Казанской иконы Божией матери.

Больше упоминаний о нем не удалось пока обнаружить ни в документах, ни в свидетельствах очевидцев.

Неведома и судьба убийцы первообраза чудотворной Казанской иконы Божией Матери.

Есть не подтвержденные документами художественные описания его смерти в карцере Шлиссельбургской тюрьмы в конце 1916 года.

«Его не били, не пытали. Но он таял, как восковая свеча. Не прося и не ждя пощады, как зверь метался по своей клетке, чувствуя себя на грани психического расстройства. Три года его допрашивали в надежде, что он признается в содеянном и откроет местонахождение иконы — рассказ об уничтожении иконы не всем показался убедительным, — но он молчал.

Через семь лет заключения стал проявлять очевидные признаки помешательства. Умер он в страшных мучениях».

Считается, что перед смертью Варфоломей Стоян отказался от покаяния и исповеди.

Но есть какие-то глухие упоминания и о том, что Варфоломея Стояна видели в страшные февральские дни 1917 года…