Книга Покушение - Александр Беляев

— Наше командование об этом знает?

— В порту работают наши люди. И донесения посылаются регулярно, — ответил старший.

Колонна прошла. Подняв на плечи корзины с уловом, группа двинулась по улице дальше. Уже совсем рассвело, и начался новый день. Группа двигалась в обход центра — по переулкам, через проходные дворы, по небольшим улочкам. Круклис узнавал и не узнавал свою Ригу. Разрушен было немного. И в то же время город казался полумертвым. Его не украшала даже зелень. На всем лежала ясно видимая печать запустения и придавленности. И всюду немцы, немцы, немцы: на автомашинах, на бронетранспортерах, на мотоциклах, на лошадях, в пешем строю. И все куда-то спешат, будто гонит их какая-то неведомая сила…

Во дворе одного из домов зашли в подъезд. Поднялись на третий этаж и постучали в массивную дверь. Открыла хозяйка. Зашли в квартиру. В коридоре всех встретил хозяин — уже немолодой, с сединой в усах, несмотря на ранний час, уже гладковыбритый и одетый в легкий спортивный костюм. Круклис видел его, как, впрочем, и остальных, впервые.

— С хорошим уловом, — дружелюбно улыбаясь, пожимая руки гостям, приветствовал он их. — Как прошла встреча?

— В море — полный порядок. На берегу пропал Тальцис. Пошел отмечаться в комендатуру и не вернулся, — ответил старший.

— Долго ждали?

— Час.

— Неприятно. Надо обязательно выяснить, в чем дело. Займись этим ты, Айварс, — сказал хозяин квартиры и подошел к Круклису. — С благополучным прибытием, товарищ. Моя фамилия Виксна. Устали?

Круклис пожал ему руку.

— Не беспокойтесь.

— Тогда прошу в мою комнату. А вам, товарищи, до выяснения того, что случилось с Тальцисом, рекомендую разойтись и домой не возвращаться. С тобой, Айварс, встретимся у меня в лавке в два часа, — сказал Виксна.

Четверо ушли.

— А вам надо еще раз переодеться да заодно поменять «профессию» и документы, — открывая большой платяной шкаф, сказал Виксна. — Слава богу, мы с вами одного роста и комплекции. Теперь вы будете скромным конторским служащим Вальдемаром Яновичем Бирзе. Выбирайте здесь все, что вам подойдет, идите в ванну, перекусим, и я вас уведу в другое место.

Круклис знал, что Виксна это не тот человек, с которым ему предстояло говорить о деле. И он обменялся с ним лишь парой общих фраз. Спросил в том числе и о том, что Виксна думает о Тальцисе. Что, по его мнению, с ним могло случиться.

— Случиться могло все что угодно. Время такое, — ответил Виксна. — Но я думаю, ничего страшного не произошло. Раз вы ждали час и вас не схватили, значит, никакой особой опасности нет. А он, скорее всего, попал в облаву. Теперь это случается часто. Но проверят документы и отпустят. Так уже не раз было…

Перекусили жареной рыбы, выпили по чашке эрзацкофе и вышли из дома.

А через час, поплутав по улицам, они зашли в кафе через черный ход. Здесь их встретил официант, провел через кухню в разделочную комнату и спустил на грузовом лифте в подвал. Тут в небольшой комнате на мешках с луком и картошкой сидели трое. Официант и Виксна сразу ушли. А те трое поднялись навстречу Круклису. И один из них, лет сорока, широкоскулый и коренастый Лаймонт Берсонс, улыбаясь, сказал:

— Рады вас видеть, товарищ Сергеев. Я почему-то был уверен в том, что это будете именно вы.

Круклис познакомился и с двумя другими подпольщиками. Берсонс был именно тем человеком, который был ему нужен. Он летел на встречу с ним.

— Скажите хоть пару слов: как там Москва? И чем мы можем помочь Красной армии, чтобы она поскорее выбила отсюда проклятых оккупантов? — попросил Берсонс.

Круклис, понимая, как это важно для подполья, рассказал многое такое, что непременно должно было поддержать мужественных бойцов, борющихся в тылу захватчиков.

— А помочь Красной армии вы можете. И очень существенно. За этой вашей помощью я сюда и прилетел. Нужно, товарищи, сделать все возможное и даже невозможное, но узнать, какую акцию, какими силами и когда замышляет небезызвестный вам «Русланд-Норд» в нашем, советском тылу? — закончил свою информацию Круклис.

Подпольщики молчали.

— Трудная задача? — внимательно оглядев всех троих, спросил Круклис. И сам ответил: — Очень трудная. Но не безнадежная. Попробую дать совет, с чего лучше всего начинать. Давайте прежде всего установим через всех своих людей, какие у нас есть и какие могут быть точки соприкосновения с этой организацией. Ведь кто-то и обшивает сотрудников «Русланд-Норда», и обувает, и кормит их, оказывает им десятки других услуг. Кто-то выполняет заказы этой организации на предприятиях, в мастерских и так далее. Нужно все это узнать, вскрыть и проанализировать тщательнейшим образом. А когда мы это будем знать, мы сможем найти путь, по которому получим и ту информацию, которая нас интересует больше всего и о которой я уже говорил как о задаче первейшего значения.

Глава 45

Грейфе был недалек от истины, когда обвинял «двадцать второго» в пассивности и в желании сухим выйти из воды, потихоньку самоустраниться от дел и незаметно затеряться в суете событий. Таким образом, не подвергая себя риску быть разоблаченным, пережить это смутное время, а когда ситуация окончательно прояснится, начать новую жизнь. Потому что «двадцать второй», он же Помазков, он же Свиридочкин, он же «Племянник» намного раньше своих высокопоставленных шефов не только с Беркаерштрассе, но и с Принц-Альбрехтштрассе, 8 понял, что дело давно проиграно. И только никак не мог уразуметь одного, почему его шефы не могут сообразить того же и вместо серьезных заданий, подрывающих крепость советского тыла, его монолитность, его колоссальные экономические резервы, заставляют его, «двадцать второго», заниматься абсолютной ерундой: фотографировать какие-то подворотни, скупать зачем-то старые театральные билеты и так далее?

«Двадцать второй» был родом из Поволжья. Проживал в Энгельсе. Баранова завербовала его еще в тридцать седьмом году. Он переселился в Подмосковье летом следующего года и с того времени постоянно жил здесь. Он беспрепятственно ездил в столицу и не чужими, а своими собственными глазами видел, как простые советские люди безоговорочно, как один, встали в трудную минуту на защиту своего родного города. Был момент в самой середине осени сорок первого года, когда ему, «двадцать второму», показалось, что вот-вот, еще одно усилие вермахта, и в москвичах что-то сломается. Но они не дрогнули, а выстояли и победили. И даже в то поистине критическое время «двадцать второй» никогда не видел на их лицах ни растерянности, ни страха. А позднее, когда грозный «Тайфун» окончательно обессилел и остатки наступавшей лавины покатились назад, москвичи и вовсе воспряли духом.

Потом был Сталинград, было великое сражение на Курской дуге, но ни один из хваленого люфтваффе уже не сумел даже приблизиться к городу, не то что сбросить на него бомбы. Но самое сильное, неизгладимое впечатление произвел на «двадцать второго» вид колонны военнопленных, прошедших по Москве 17 июля 1944 года. Пятьдесят семь тысяч шестьсот человек, по двадцать в ряд, во главе со своими генералами. «Двадцать второй», затерявшись в толпе москвичей, тоже наблюдал за этим бесславным маршем. Он смотрел на них и мало верил тому, что видел. Шли здоровые, крепкие, недавно вышедшие из боя солдаты и офицеры. Их сопровождал реденький конвой, по одному красноармейцу на сотню пленных, а то и на две. С тротуаров на них смотрели женщины, старики, дети, то есть те, кто не был в эти часы занят на работе. Шла колонна три часа. И за все это время не произошло ни единого, даже самого маленького инцидента, ни намека на какую-то попытку вырваться из плена, разоружить конвой и завладеть его оружием! Ведь среди этих пятидесяти семи тысяч наверняка были смелые люди, умелые солдаты…