Книга Шумер. Вавилон. Ассирия: 5000 лет истории - Валерий Гуляев

И это не удивительно. Мы хорошо знаем, чьи социальные заказы выполняют упомянутые «акулы пера» и кто щедро оплачивает (и, соответственно, заказывает) пропагандистскую «музыку». Меня очень удивляет та смелость (можно сказать – самоуверенность), с которой и наши, и зарубежные журналисты берутся судить о такой сложной стране, как Ирак, с его многонациональным населением (арабы, курды, айсоры и т. д.), пробыв в жаркой Месопотамии всего одну-две недели и совершив несколько коротких вылазок в «глубинку» на современных джипах с кондиционерами из фешенебельных отелей Багдада.

Надо достаточно долго пожить в стране и поработать бок о бок с ее людьми, чтобы правильно понять их характер, настроения и чаяния. Я думаю, что мое многолетнее пребывание в Ираке в качестве сотрудника археологической экспедиции Академии Наук СССР (12 лет, по три месяца каждый год, 1969–1980 гг.) дает мне право высказать свое мнение об иракцах.

Есть и еще один важный вопрос – наличие надежной информации о богатом прошлом Месопотамии и о том, как эта информация используется (или не используется) сейчас в СМИ и в научно-популярных изданиях. На эти размышления навела меня не так давно услышанная по радио «Эхо Москвы» передача, посвященная древнему и современному Ираку. Выступали две дамы, снявшие незадолго до последней войны телефильм. Для этого им понадобилось что-то около двух или трех недель. И поскольку обстановка в стране была уже тогда напряженной и предгрозовой, то, вполне естественно, им пришлось столкнуться с определенными трудностями при съемках своего фильма. Меня поразили в этом радиовыступлении две вещи. Во-первых, дамы даже в своем устном рассказе о древней истории страны сделали ряд грубых фактических ошибок. Следовательно, их предварительное знакомство с объектом будущих съемок оказалось никудышным и нужную информацию они так и не смогли (или не захотели) получить. Во-вторых, ничтоже сумняшеся они заявили, что в России (и в СССР) никогда не было крупных исследователей прошлого Ирака и российские ученые в Месопотамии до сих пор не бывали. Таким образом, получалось, будто бы обе наши отважные путешественницы – подлинные первопроходцы в области освещения богатейшей истории Месопотамии; или, во всяком случае, они такие первопроходцы в нашей стране. Вот уж воистину: «Нет пророка в Отечестве своем!» А как же быть с нашей всемирно известной научной школой востоковедения, корни которой уходят еще в XIX век? Да и археологи России, как известно, внесли свой заметный вклад в дело изучения месопотамской истории.

Какова же судьба древностей Ирака сейчас, после ожесточенных бомбардировок, обстрелов и вакханалии грабежей главных археологических музеев страны в Багдаде и Мосуле? Но сначала я хочу рассказать о людях Ирака современного (или точнее – «довоенного», то есть до ирано-иракской войны 1980–1989 гг. и американо-иракских кампаний 1991 и 2003 гг.). Речь пойдет о встречах с представителями самых разных слоев иракского общества – от рафинированной интеллигенции и высших правительственных чиновников и до простых (часто даже неграмотных) крестьян-феллахов из городков и деревушек северо-западного Ирака – во время пребывания в стране нашей археологической экспедиции.

Синджарские встречи

Работа, бесспорно, занимала основную часть нашего времени в экспедиции.

Но думать, будто мы только и делали, что сидели на своих раскопах, чертили длинные полотнища чертежей на миллиметровой бумаге и раскладывали на склонах теллей древние черепки для сортировки, – значит глубоко заблуждаться. Повседневная жизнь постоянно и властно вторгалась и в наш археологический заповедник. Вокруг нас на различном удалении располагалось несколько глинобитных деревушек: Кызыл-Махраб, Кызыл-Куйюк, Харабджаш. Для удобства некоторые из них мы называли по именам наиболее выдающихся (конечно, с нашей точки зрения) их жителей – «хутор Хасана» (по имени нашего рабочего Хасана) или «хутор Мудамина» (по имени нашего сторожа Мухаммеда Эмина). До ближайшего селения от лагеря экспедиции было километра полтора. Особенно красиво выглядела округа Ярым-тепе по вечерам, когда темнело и во всех окрестных селениях загорались огни люксов – специальных керосиновых ламп с очень ярким светом – или электрических лампочек. Короткие и длинные – в зависимости от размеров селения – цепочки огней соперничали по яркости с блеском крупных южных звезд. Но все это призрачное свечение не шло ни в какое сравнение с мощной иллюминацией ночного Телль-Афара, заполняющей почти целиком восточную часть горизонта.

Стоит ли удивляться, что наше появление в Ярым-тепе стало для местных жителей настоящей сенсацией. Здесь было и здоровое любопытство аборигенов по отношению к экзотичным иностранцам с далекого Севера, и вполне практический расчет – нельзя ли как-нибудь подзаработать на этих странных пришельцах, например что-нибудь продать. Хорошей работы не было, а крестьяне очень нуждались в деньгах. Поэтому за сравнительно небольшую (по нашим представлениям) плату они охотно шли к нам на раскопки. Еще бы: и от дома недалеко, и работа не такая уж трудная, и деньги неплохие за два месяца можно получить.

Надо сказать, что в большинстве своем местные туркманы жили небогато: голодать не голодали, но и достатка особого не имели. Они были мелкими землевладельцами. В каждой деревушке обитала одна или несколько больших родственных семей. Мужчины – главы семейных пар – владели наделами земли, являвшимися почти единственным источником существования для них и их домочадцев. Обычно кто-нибудь из родственников побогаче имел в селении свою машину (полугрузовой пикап, или грузовик, или же трактор). И весь сельскохозяйственный цикл выглядел здесь до удивления просто. Владелец надела с зимы, с начала сезона дождей, договаривался с владельцем трактора о пахоте и севе, обещая отдать за работу столько-то мешков пшеницы или ячменя.

К чести местных «механизаторов», свои обязанности они выполняли очень умело и споро – как пишут в наших газетах, проводили пахоту «в предельно сжатые сроки». Дальше крестьянин взывал к милости Аллаха, моля его ниспослать на поля дождь и вовремя, и в нужном количестве. Та часть синджарской степи, которая прилегает к предгорьям, обычно получает зимой и весной столько естественных осадков, сколько необходимо для сбора приличного урожая зерновых. Правда, раз в несколько лет случается засуха, все посевы выгорают и собирать практически нечего. Жатву здесь также проводят обычно нанятые на стороне люди на своих комбайнах и машинах, получая свою долю урожая. Если год удачный и зерна получено много, владелец надела, расплатившись с долгами и оставив себе необходимые запасы, может продать остальное в городе и заработать какие-то деньги.

Обычно же крестьянин выполняет хозяйственные работы по дому, ходит на заработки на сторону, занимается заготовкой дров, выпасом скота, огородничеством (с помощью устройства простейших арыков, отведенных от ближайшего ручья) и т. д. Но основная тяжесть домашних забот ложится на плечи женщины: здесь и ежедневное приготовление пищи (особенно трудоемкий процесс – выпечка лепешек-чуреков), и стирка, и уход за детьми. Семьи, как правило, многодетные: в каждой шесть, восемь и даже десять детей. Поэтому уже к тридцати – тридцати пяти годам женщина, обремененная многочисленным потомством и тяжелым физическим трудом, выглядит настоящей старухой. По мусульманским обычаям, замужние женщины не должны появляться на виду у чужих мужчин, а тем более разговаривать с ними. Девочки-туркман-ки более свободны. Их можно часто встретить на деревенских улицах. Одетые в яркие платья и узкие длинные штаны броских расцветок, часто с золотым шитьем и тесьмой, они выглядят очень нарядными. Мужчины, дочерна загорелые и поджарые, имеют весьма представительный вид. Среди них много людей с русыми волосами и голубыми глазами.