Книга Песнь тунгуса - Олег Ермаков

— Я спрашивал, когда спускался. Нету.

— И что же он там увидел в самой дальней комнате?

— Не знаю. Наверное, ничего хорошего, если это дворец главного ракшаса.

— Но ведь уже сказали, что Рама этого демона победил?.. И что, с тех пор они живут без проблем в Индии? А как же индо-пакистанский инцидент? И все прочее.

— Это же мифы Древней Индии.

— Что за потребность в этих сказках.

— Какой-то есть кайф своеобразный. Тебе же самой захотелось узнать продолжение… А продолжения не будет. Батарейки сдохли. Радио горы Бедного Света заканчивает свои передачи, дорогие и не очень дорогие радиослушатели. Ту-ту-ту-ту-ту… бамц, бамц. Ля финита ля комедиа.

— Вообще-то просто финита ля комедия.

— Тебе, конечно, виднее. Кого ты там играла у того режиссера? Ну, который…

— Не хочу вспоминать.

— А все же?

— В другой раз. А про кайф мифов, да, что-то похожее, когда играешь в спектакле. Какая-то такая… э-э… идеальная вторая жизнь.

— Да!.. Может, это и есть с той стороны дерева?

— Ой, что гадать? Ну что толку?.. Мы всегда на этой стороне.

— А мне иногда кажется, что уже на той.

— Это только слова. Пора трезветь!

— Да, я и говорю, хорошо, что батарейки сдохли. Радио горы Бедного Света заканчивает вещание. Демоны, совы, дионисы, прочь, прочь. Таково веление разума. Да будет свет!.. А Петрову название горы понравилось. Говорит, есть намек на возрастание.

— Ах, раз гуру Петров одобрил, то все. Это знак качества.

— Что такое гуру?

— А ты не знаешь?

— Нет.

— Национальность такая. Были индейцы гуроны, а были индийцы гуру.

— Да?

— Ха-ха, ой, ну и глупый же у тебя вид, радиоведущий. Гуру — учитель.

— Да?.. И чему же он нас научил?

— Не знаю. Это ты в учениках у Петрова, а у меня вообще-то академический отпуск… Который может и затянуться… Или нет.

— Да.

— Еще неизвестно.

— Таково требование разума.

— Это скорее инстинкт.

— Разумный инстинкт.

«Чжаа! Чжаа!»

— Кто это все время кричит так? Чжа?

— Наверное, Чжуан Цзы.

— Покажи.

— Тише… Видишь, он хитрый. Затаился.

— Но на кого он похож?

— На сорокопута.

— Узкоглазый? Желтый? И что означает его песенка?

— По-китайски не разумею. Хотя, скорее эти птицы поют по-тунгусски.

— Какая жуть тут разыгралась. Эти утопленники… И Кузьмича покалечило лодкой, когда они пытались отчалить, чтоб искать тех.

— Да Байкал ее просто вышвырнул.

— Я лично в лодку ни за что не сяду теперь. И на пароходе никуда не поплыву.

— Интересно, где сейчас Мишка.

«Филю-вилю-фили-фили-фили-тью-тью».

— А это кто?

— Вильям.

— Блейк?

— Не знаю такого. Это кто?

— Поэт английский.

— Я только английского Вильяма нашего Шекспира знаю.

— Такое впечатление, что батарейки все-таки не сели и «Театр у микрофона» продолжается.

— Что у нас будет на ужин?.. Как обычно, конина с лапшой? Или мясо кита?

— Фу!.. Прекрати, меня сейчас вырвет.

— А я привык к бурятской кухне.

— Где у них киты водятся?

— К советской бурятской кухне. Мы с Валеркой только это и жрали. Изжога, конечно, потом допекала. Но где взять мясо? Так вот и толкают на браконьерство. Мы даже однажды петли вокруг стогов поставили, на зайцев. А Петров считает меня образцовым лесником-созерцателем…

— Лапшу я сварю без тушенки, ты сам себе отдельно можешь подогреть. А я только маслом заправлю, укропчика покрошу. Все-таки здорово, что Люба дала семена, и он уже вырос. Она обещала свежих помидорчиков. Люба — садовница и огородница. А сада-то здесь и нет. Ну и помыкались они с Виктором. И после всего случившегося, она говорит, придется, наверное, куда-то уезжать. Дмитриев назначен исполняющим обязанности директора. Все-таки при Васильеве им жилось сносно. А этот житья не даст, особенно его Дмитриха.

— Юрченкова жаль.

— А мне нет. Злостный неплательщик алиментов. Строил из себя тут какого-то загадочного Печорина-Байрона. Или Солженицына. Так ему и надо. Пусть теперь посидит, подумает обо всех женщинах, которых он охмурил. Этот Некляев не зря все вынюхивал.

— Злая женская солидарность.

— Справедливость. Виктор Петров про утонувших так говорил. Справедливость Байкала. Я, по крайней мере, не прошу расстрела для Юрченкова.

— Да, заповедник нового типа до основания разрушен. А еще и осень не наступила.

— Скоро наступит.

— Валерка уже воюет. Жизнь побеждает всякие мифы… Одно радует: хотя бы Мишка скрылся. Тайга большая, а город еще больше, попробуй отыщи. Теперь у него новый аргиш — в городах.

— Аргиш?

— Олений обоз. Поход.

— Удивительно, как ему удалось ускользнуть.

— Безумье? Пусть. В нем слава Диониса.

— Но мы-то еще здесь, без газа и водопровода.

— Воды я принес.

— Ну так надо теперь высечь огонь.

…

— Знаешь, я сбегаю на рыбалку. В устье речки. Хочешь рыбы?

— Хочу.

— Никуда не выходи.

— Угу.

— А то унесет орлан в заоблачные выси, как того олененка.

— Ружье ты возьми, мне все равно не понадобится, даже если медведь полезет. А так я хоть крикну, ты и прибежишь с ружьем.

— Ладно.

…

— Как улов?.. О! Вот это да! Жирненькая! В крапиве. У нас будет царский ужин!

— Никто не приходил?

— Нет, только дятел стучал. И по крыше бегали бурундуки или белки. А потом этот Чжуан Цзы прилетел на окно, звякнул клювом.

— Да? Это знак… какой-то. С той стороны дерева, так сказать.

— Ты за старое? Кто прославлял трезвость как норму жизни?

— Лучше скажи, кто чистит рыбу? Я ловил.

— Хорошо, но потрошить будешь сам. Меня затошнит. Правда.

…

— И курился дым, благоухала рыба, в закатном свете мерцали кедры с соснами. С вышки открывался вид на горы и долину, где когда-то стояли вигвамы эвенков, и на море, за которым скрылся тунгус Мишка Мальчакитов. И рыжая Кристина поправляла волосы, улыбаясь. Земля была усыпана рыбьим серебром, хоть это и звучит банально. Но вы никогда об этом не услышите, дорогие радиослушатели. Как и о многом другом. Например, об орланах, молодых орланах, вставших на крыло. И…