Книга Русанов - Владислав Корякин

По окончании плавания я вернул Цыганюку его находки, которые в конце концов попали в Музей Арктики в Ленинграде…

В 1936 году слухи о нахождении “Сталинцем” следов экспедиции Русанова дошли до Арктического научно-исследовательского института. Его директор, профессор Р. Самойлович, пригласил меня для информации. Кроме устного доклада, я дал Самойловичу письменный (который нигде не фигурирует в качестве документа. — В. К.), в котором подробно было изложено о находках Гусева и Цыганюка, а также были изложены соображения о судьбах экспедиции Русанова. Самойлович повздыхал о трагической судьбе экспедиции Русанова, но вопреки моим ожиданиям ничего конкретного об организации поисковой экспедиции не сказал. Больше я с Самойловичем не встречался.

В результате чьих усилий я не знаю, но осенью 1936 года гидрографическому судну “Торос”, находившемуся в ведении Гидрографического управления Главсевморпути, уходившему из Архангельска на автономную зимовку в архипелаге Норденшельда в Карском море, было поручено произвести поиски на острове Попова — Чукчина. Капитаном “Тороса” был В. А. Радзиевский, начальником экспедиции Н. Н. Алексеев.

“Торос” подошел к острову Попова — Чукчина в конце навигации и не располагал временем на детальные поиски, к тому же мне кажется, ни Радзиевским, ни Алексеевым, торопившимся к месту намеченной зимовки, не придавалось значения поискам в историческом смысле.

Остров был прочесан цепью людей. Все находки, в том числе донесения Русанова, которые были найдены в смерзшемся состоянии, были упакованы в яшик и с л/п “Георгий Седов” отправлены в Ленинград. Какие реликвии, кроме донесения Русанова, были тогда найдены, мне неизвестно (подчеркнуто мной. — В. К.). Все документы превратились в труху и в Арктический музей в Ленинграде попал лишь автограф от донесения. На этом единственном разе официальные поиски экспедиции закончились» (Пасецкий, 1971, с. 9–10). Видимо, в процессе этого посещения гидролог П. П. Рахманов нашел блокнот с автографом работы В. А. Русанова «К вопросу о Северном пути через Сибирское море». Можно лишь предполагать, что исследователь намеревал обобщить опыт плавания 1912 года.

В 1938 году уже в качестве капитана гидрографического судна «Профессор Визе» А. В. Марышев снова посетил остров Попова — Чукчина в поисках следов экспедиции Русанова, однако каких-либо ее признаков не обнаружил и пришел к выводу, что «по-видимому, торосовцы в своих поисках разворошили весь плавник и этим уничтожили место лагеря русановцев» (там же, с. 11), что не исключено. Этот моряк оставил описание острова, которое приводится ниже:

«Остров Попова — Чукчина состоит из двух возвышенностей, покрытых тундрой и соединенных между собой галечным перешейком, покрытым массой плавника, среди которого и был лагерь Чукчина и Попова. На перешейке острова имеется озеро, у которого и был расположен лагерь.

При посещении этого острова в 1938 году я обратил внимание, что обрывки одежды вели к озерку. Но озерко тогда было покрыто льдом. Я полагал, что в озерке найду останки Чукчина и Попова, поэтому я посетил в 1941 году этот остров. Озерко оказалось сухим, и на его дне я нашел головку норвежского сапога с горбатым носком, голенище которого, по-видимому, съедено песцами, и выцветшие обрывки синего свитера. Эти предметы я передал сотруднице Вашего музея в конце 1941 года после возвращения “Якутии” в Архангельск» (там же, с. 11–12).

Свою информацию Марышев также дополняет услышанными им сведениями о находке изъеденного ржавчиной винчестера на острове Колосовых (соседнего с островом Попова — Чукчина), а также находками в 1941 году костей, которые он принял за человеческие.

Однако вся эта, казалось бы, весьма ценная информация целиком опровергается специальным письмом М. И. Цыганюка, которое хранится ныне в фондах Музея Арктики и Антарктики, утверждавшего, что «никаких донесений Русанова, упоминаемых Марышевым в своей записке, в действительности найдено не было… Донесения Русанова, якобы найденные “Торосом”, не что иное, как выдумка Марыше-ва». Очевидно, эти взаимоисключающие свидетельства возвращают нас в 1934 год, когда выяснился сам факт пребывания последней русановской экспедиции у таймырского побережья, ровным счетом ничего не проясняя в судьбе участников экспедиции, причем целый ряд, казалось бы, убедительных обстоятельств со временем не только не получил подтверждения, а был опровергнут. Например, экипажем «Тороса» в Музей Арктики были переданы кости, которые под инвентарным номером 657 хранились в качестве человеческих останков вплоть до 1972 года. Однако специальная экспертиза в составе кандидата биологических наук Е. И. Кузьминой, кандидата географических наук В. А. Троицкого и главного хранителя фондов В. В. Кондратьевой актом от 22 июля того же года на основании заключения специалистов Зоологического музея Академии наук СССР признала их принадлежащими… кольчатой нерпе…

По нашему мнению, описанные находки подтверждают первоначальные планы Русанова плыть именно к Енисею, куда, видимо, его не допустили льды. Тем самым он почти выполнил свое намерение. Что касается пунктов, перечисленных в тексте последней телеграммы, оставленной на Новой Земле, то для понимания их появления в указанном документе остается переадресовать читателя к работам Русанова «О Северном морском пути в Сибирь» (особо фраза «Гольфстрим поднимается от острова Вилькицкого вдоль се-веро-западных берегов Азии по направлению к мысу Челюскина» (1945, с. 82) или «Возможно ли срочное судоходство между Архангельском и Сибирью…», где ключевая фраза «это течение медленно передвигает полярные льды от северных сибирских берегов к Гренландии» (там же, с. 66). Таким образом, отмеченное течение, по мнению Русанова, омывает острова, перечисленные в его телеграмме из Маточкина Шара, к которым он и намеревался направиться, «если погибнет судно», чего не понимали многие полярные историки, приписывая ему якобы пропуск частицы «не» в последней телеграмме от М. С. Боднарского до Д. И. Шпаро с А. В. Шумиловым.

Выделение этих двух главных опорных событий позволяет лучше понять неудачи проводившихся поисков. Все, что лежит между отплытием с Новой Земли и первыми находками у таймырского побережья, — это, видимо, десятки независимых друг от друга сюжетов, из которых складываются, как из рассыпанной мозаики, наши попытки обретения истины применительно к судьбе одного из самых значительных русских полярников. Состояние проблемы заставляет нас использовать все, что может пригодиться в будущем, тем более что сейчас невозможно определить, какое звено окажется решающим. В отличие от других полярных исследователей, трагический финал которых нам понятен (Циволька, Пахтусов, Седов и т. д.), судьба Русанова и после гибели не дает успокоиться нашей памяти, будоражит наши души, будит наш интеллект в стремлении разгадать загадку его исчезновения.

Не станем упрекать наших предшественников в потере времени. В сходных условиях поиски Франклина начались значительно позже после получения последних известий, чем поиски Русанова. А что касается всего последующего — Арктика умеет хранить свои тайны, и примеров тому множество. Так, мы, например, не знаем до сих пор всего, что сопутствовало гибели двух экипажей (почти 150 человек!) экспедиции Франклина полтора века назад. Вероятно, никогда не узнаем финала дрейфа «Святой Анны», не знаем, где и когда прервался последний полет Амундсена, как и многого другого. И тем не менее суждения многих специалистов в связи с исчезновением Русанова, включая также многочисленные гипотезы и домыслы, игнорировать нет оснований.