Книга Гильдия убийц - Личия Троиси

— Учитель, рана открылась, попала инфекция, я не знаю, что делать! Нам надо остановиться!

Учитель не слушал ее, шел дальше, температура у него поднималась, а шаг становился неуверенным.

Ночь за ночью они шли вперед, пейзаж менялся, Дубэ с облегчением чувствовала, что цель близка. К тому же они недалеко от Макрата.

Учитель вел ее, хотя чувствовал себя все хуже. Они зашли в лес, наконец оказались в какой-то пещере. Внутри была только одна подстилка.

— Остановимся тут, — сказал Учитель уставшим голосом.

— Это — не наш дом! — сказала Дубэ. — Мы не можем оставаться тут.

— Все хорошо. Я устал, не говори ничего. Тут неподалеку должна быть река, сходи и принеси воды.

Дубэ побежала, набрала воды и принесла ее. Весь оставшийся вечер она искала пищу и готовила отвары.

Рана была не слишком серьезной, однако состояние ухудшалось.

— Учитель, почему, почему тебе так плохо?

Он только улыбался, но не отвечал. Он казался все более спокойным, гладил ее по голове.

— Я не знаю, что бы делал без тебя все эти годы.

Дубэ встала, ее глаза были полны слез.

— Я не могу жить без тебя, Учитель, понимаешь? Я очень люблю тебя, ты мне нужен!

Он продолжал улыбаться.

— Пустяки, пустяки… — пробормотал он.

После ужина он забылся легким, восстанавливающим силы сном. Дубэ присматривала за ним всю ночь.

Последующие дни Дубэ полностью отдалась уходу за Учителем. Она пошла в Макрат, который был уже недалеко, купить еды, потом приготовила ему чистую подстилку и не переставая лечила его.

— Уходя, как следует закутайся в плащ, убедись, что за тобой не следят, — все время приказывал Учитель, несмотря на мучившую его лихорадку.

— Этот человек умер, Учитель, нас никто не может преследовать.

— У Гильдии есть глаза и уши повсюду.

Дубэ все силы отдавала лечению, и через неделю Учителю стало, наконец, лучше. Наступил день, когда температура спала. Дубэ была доведена до крайности страхом и усталостью, но была счастлива и улыбалась своему Учителю.

— Ты и в самом деле хороший лекарь, — пошутил он, и она засмеялась — впервые после появления в их жизни черного человека.

В последующие дни состояние Учителя стало постепенно улучшаться, он очень устал, но уже поправлялся. Вероятно, оружие, которым его ранили, было пропитано небольшим количеством яда, поэтому выздоровление и было таким медленным и трудным.

Наступили радостные дни. Для Дубэ это было возвращением к жизни. Вскоре все будет по-прежнему, даже лучше, потому что уже несколько дней Учитель был более нежен с нею. Она не знала, что изменилось. Может быть, оттого, что они были так близки в столь трудный момент, или оттого, что она призналась ему. Ведь Дубэ отлично помнила, что сказала ему о своей любви. Он ответил, что это — глупости, но, судя по его поведению, это было не так. Неожиданно она начала представлять себе их общее будущее, начала фантазировать.

Однако Учитель был не так спокоен. Он постоянно оглядывался, Дубэ часто видела, как он выходил и подозрительно осматривал окрестности.

— Тебе надо лежать, иначе ты никогда не поправишься.

— Я хорошо себя чувствую, не изображай, пожалуйста, мамашу.

Однажды она застала его пишущим, но, как только он ее увидел, поспешно все спрятал. Она ничего ему не сказала.

Учитель постоянно беспокоился, что за ними следят, что кто-то знает, где они находятся. У него была мания преследования.

— Ты уверена, что за тобой никто не шел?

— Я уверена.

— Я могу контролировать только окрестности, но в остальном…

— Тебе не надо контролировать окрестности, ты должен только поправляться.

Дубэ каждый вечер сама готовила мазь и продолжала накладывать ее на рану.

Однажды вечером, как обычно, она наносила мазь на его руку. Рана была странным образом открыта в одном месте.

— Учитель, что случилось, почему рана снова открыта, что ты делал? — спросила она с упреком.

Она ждала выговора, потому что Учитель не любил такого обращения. Однако он не разозлился. Просто ответил, что ничего не делал, что он отдыхал, а рана открылась сама.

Дубэ аккуратно лечила его, наносила более густой слой мази там, где рана открылась, потом все перебинтовывала. Но вскоре снова наступило ухудшение. Она чувствовала, что рука Учителя странно вздрагивает. Она посмотрела, подумав, что ей только кажется. Но нет, руку действительно сотрясали легкие судороги.

— Учитель, что с тобой?

Он продолжал улыбаться, но был странно бледен.

— Оставь меня здесь.

У Дубэ сильно заколотилось сердце.

— Ты плохо чувствуешь себя? Что с тобой?

Он не переставал улыбаться, хотя у него начали дрожать губы.

— Не беспокойся, еще немного, и все будет кончено.

Дубэ почувствовала, как в ней нарастает страх.

Учитель все сильнее дрожал, так что ему было трудно говорить.

— У меня нет времени. Я оставил для тебя письмо. Прочитай его и сделай то, о чем я тебя прошу.

— Что случилось, что случилось?

Дубэ начала плакать. Она узнавала эти симптомы. Они были описаны в той книге о растениях, которую она купила после своего первого убийства.

— Прости меня. — Голос Учителя прерывался. — Я должен был умереть, другого выхода у меня не было.

Бархатный листок. Один из ядов, которые он использовал для своих убийств. От ужаса у нее даже перестали течь слезы.

— Все в письме.

Слова его были еле различимы, еле слышны.

Дубэ осмелилась только назвать его по имени, она не переставала повторять: «Зачем?»

Учитель страдал, она видела это по его лицу.

Нет, нет, нет!

— Если я… меня стали бы искать… всегда… сделай… найти… тело…

Дубэ крепко обняла его, крича от отчаяния из-за того поступка, которого не понимала, с которым никак не могла смириться.

Тело Учителя вздрогнуло в ее руках. Она почувствовала, как оно холодеет и коченеет.

Учитель закрыл глаза, сжал губы, неловко попытался еще раз провести рукой по ее лицу, по волосам, приласкать ее. Она крепко обнимала его.

Нет, нет, нет!

Потом, как он сказал сам, все быстро было кончено. Его тело ослабло, дыхание стало бесшумным, раздался последний тихий вздох.

Дубэ осталась сидеть, обняв его, не находя в себе смелости пошевелиться. Она была безнадежно одинока.