Книга David Bowie. Встречи и интервью - Шон Иган

Сексуальные эксперименты были частью этого образа жизни. Его публичный «каминг-аут» в Melody Maker в 1974 году — признание в бисексуальности — означал либо головокружительную честность, либо прозорливое понимание того, как в то время сдвигались границы приемлемого в сексе: вероятно, и то и другое отчасти верно. В любом случае, сегодня никто бы не удивился, а тогда это был скандал.

Его первая жена Энджи — рок-н-ролльная жена из ада, — американская модель, на которой он женился в 1969 году и с которой (со скандалом) развелся семь лет спустя, написала книгу, в которой со смаком пересказала подробности развратных подвигов Боуи и сделала столько сенсационных заявлений, сколько смогла. Недавно она выступила по телевидению и назвала его лицемером за то, что он в конце концов решительно объявил себя гетеросексуалом.

Правда, как говорит Боуи, состоит в том, что его бисексуальность была временным явлением.

— Я перепробовал практически все. Я жадно стремился испытать все, что может предложить жизнь, от опиумных притонов до чего угодно еще. Думаю, я делал все, что вообще можно делать, за исключением по-настоящему опасных вещей, вроде серьезных экспедиций. Но то, что может предложить западная культура, — я испытал практически все.

В результате он пришел к выводу, что, по его словам, из него «не получился гедонист — я сделал все, что мог. Я был ничуть не хуже других. Я заставлял себя пробовать все подряд для эксперимента и из бравады, просто чтобы посмотреть, что получится. Но в конечном счете оказалось, что я не такой».

Теперь Боуи считает, что его опыты с наркотиками, гедонизмом и прочими приключениями — путь крайней невоздержанности — были частью «попыток узнать, какая духовная жизнь совершается во мне и как ее определить». Он ненадолго замолкает, понимая, что касается области, которую многие назвали бы «ужасно хипповской».

В юности его привлекал буддизм. В течение года он был учеником тибетского ламы и, как говорит, одно время подумывал стать монахом, «пока мой учитель не сказал мне, что я не был рожден для этого. Но очень многое из того, что изначально влекло меня в буддизме, осталось со мной до сих пор. Идея скоротечности, и что с прагматической точки зрения у нас нет ничего, за что следовало бы держаться; что время от времени мы должны отпускать то, что считаем самым дорогим для себя, потому что жизнь очень коротка. Пожалуй, главный урок, который я извлек для себя, состоял в том, что я реализуюсь через подобный духовный поиск. И это не значит, что я хочу найти религию, к которой смогу прицепиться. Это означает поиск внутренней жизни того, что меня интересует, — от того, как работает картина, до того, почему мне нравится ходить под парусом по озеру — хотя я не проплыву дальше, чем на пятнадцать гребков».

Я интересуюсь, поощрял ли он своего сына следовать тем же путем или советовал этого не делать. Его сын пережил распад семьи, обучение в Гордонстоне[94] и имя Зоуи в свидетельстве о рождении, ему хватило здравого смысла поменять свое имя на Джо, и теперь он работает над докторской степенью по философии в университете Вандербильта в Нэшвилле, Теннесси.

— Я не знаю, что именно сыграло роль: то, что я поощрял его любопытство к жизни, или просто генетика.

Боуи сознательно постарался не давить на сына ни в чем — наркотики, сексуальность, выбор карьеры.

— Единственное, в чем я позволил себе проявить строгость, — и формулировка «позволил себе» кажется значительной, — это в вопросах базовой нравственности, что плохо наносить людям вред, красть, что нужно быть честным. Думаю, я в своей основе честный человек, и я знаю, что он очень честный человек.

После развода в 1976 году Боуи взял опеку над Джо, которому тогда было пять лет.

— Он видел меня, когда я был в абсолютной, полной агонии из-за своего эмоционального состояния; он видел мои подвиги с пьянством и наркотиками. Он видел предостаточно. Так что он получил полную дозу меня — больше, чем ему когда-либо понадобится.

Возможно, неудивительно, что сын совершенно не похож на отца. Джо не курит и не пьет; он уже пять лет находится в отношениях с одной девушкой; он любит играть в регби и американский футбол.

— Я иногда смотрю на него и поражаюсь тому, что мы одна семья. Но у нас совершенно замечательные отношения.

Путь от игровой площадки неумеренности и излишеств к умиротворяющим лугам трезвости в среднем возрасте — через публичное покаяние и отречение от грехов прошлого — являет собой идеальный учебный материал по поколению Боуи и по многим его современникам.

— Наверное, это и называется зрелостью, — говорит Боуи со смехом. — Просто я поздно созрел.

Его брак с Иман случился в то время, когда он, по собственным словам, впервые понял, что начинает действительно наслаждаться своей жизнью, «и я просто хотел разделить это с кем-то. И я хотел разделить это с одним человеком».

Некоторое время у него был роман с балериной по имени Мелисса Херли, которая была моложе его на двадцать лет, но он говорит, что разница в возрасте оказалась слишком велика.

— Я понял, что в будущем это может принести только неприятности. Так что я отпустил эти отношения. Затем, когда я встретил Иман, все произошло мгновенно. Это действительно произошло внезапно. Это было настолько внезапно, что мы знали: нам следует подождать пару лет, прежде чем пожениться, просто чтобы удостовериться в том, что мы сами себя не обманываем. И к счастью, мы не ошиблись. Это такое счастье.

Они поженились во Флоренции, устроив церемонию в современном стиле: на ней присутствовали только несколько близких друзей и группа репортеров из журнала Hello!

— Было невозможно отличить, что было искренне, а что было театром, — вспоминает Брайан Ино. — Это было очень трогательно.

Ино считает, что брак преобразил Боуи:

— С тех пор как он женился, он стал очень радостным человеком. В этом смысле рядом с ним стало очень хорошо.

Ино впервые начал работать с Боуи в период его выздоровления, в 1976 году в Берлине, и стал продюсером трилогии альбомов того времени — Low, Heroes и Lodger, — а также альбома Outside, вышедшего в прошлом году.

— Состояние Дэвида в конце 70-х, наверное, можно назвать слегка маниакально-депрессивным, — говорит он. — Ну то есть я не думаю, что у него были настоящие медицинские проблемы, но у него непредсказуемо менялось настроение, и он мог быть очень депрессивным. То вверх, то вниз. Теперь большую часть времени он определенно «вверх».

По словам Ино, Боуи словно «разобрался с нижней половиной своего графика».

Боуи хочет поставить мне несколько треков со своего будущего альбома, Earthling: название альбома («Землянин») недвусмысленно обыгрывает новый образ Боуи — обыкновенного и дружелюбного, пусть и склонного к эстетству, мужика. Звукорежиссер врубает песни на максимальной громкости. Слушать музыку, когда ее автор сидит рядом с тобой, всегда потенциально неловкая ситуация: как изобразить на лице гримасу одобрения, если песни никуда не годятся? На самом деле эти песни производят впечатление его самой сильной работы за много лет: они не только обладают очень насыщенной фактурой — «индастриал-рок», говорит Боуи, — но и богаты коммерчески привлекательными хуками, которых не было в его последних записях. Боуи всегда хорошо удавалось апроприировать различные музыкальные стили и делать их своими — «белый» соул Young Americans; эмбиентные электронные атмосферы Low. В этом году Боуи выступал на фестивалях с такими техно-группами нового поколения, как The Prodigy и The Chemical Brothers (для нынешних молодых музыкантов это отцы-основатели), и он умело инкорпорировал модный сейчас драм-н-бейс в некоторые из своих новых песен.