Книга Усмешка тьмы - Рэмси Кемпбелл

Ее улыбка, видимо, должна меня как-то заинтриговать. Все сразу начинают подражать ей, многозначительно кривя губы и подмигивая. Не кривляется только Николас – когда все выходят из комнаты, он, последний, задерживается рядом со мной и тихо говорит:

– Давай-ка ты постараешься вести себя так, как будет лучше для семьи, хорошо?

Он стоит прямо передо мной, и от него несет кожей, хоть на нем и нет сейчас этих вычурных шмоток. Снисходительно улыбаясь, я говорю так низко, как могу:

– Семьи? Что-то как раз твоей семьи я здесь не вижу.

Он застывает – возможно, в надежде на то, что его рост и непомерная ширина плеч послужат мне укором. Но после нашей последней встречи я выучил новый трюк – спасибо охраннику на Лемон-стрит. Непрошибаемый взгляд исподлобья и выпяченный живот, видимо, на время сбивают его с толку, но тут в нашу милую рождественскую игру встревает Биб:

– Мальчики, чего вы там застряли? Николас, ты у нас будешь свадебным генералом.

Отходя, он бросает мне напоследок:

– Ты не такой уж мастер слова, как думаешь. Неудивительно, что ты потерял работу.

– Зато ты потерял… – я набираю воздуха, чтобы сказать ему все в лицо – разве не так поступил бы Табби со столь жалкой жертвой? Предвкушение расправы распаляет меня изнутри, хоть я и отдаю себе отчет в том, что аудитория будет менее благодарна, чем мне хотелось бы. Возможно, мне удастся улучить момент позже, и я сдерживаю слова, пока что ограничиваясь лишь недоброй улыбкой.

– Мы готовы, Саймон, – объявляет Марк.

Следуя за ними, я слышу поспешный шепот и щелчок. Они выключили свет в соседней комнате, и меня обуревает совершенно необъяснимое желание выйти из дома и бежать куда глаза глядят. Когда Марк хихикает за дверью, холодок от металлической дверной ручки поднимается по моей руке и взбадривает меня с головы до ног. Я должен наконец взять себя в руки после всех своих потрясений – как я могу сейчас разочаровать семилетнего ребенка и его мать, которую люблю? Да, открывая дверь, я однозначно испытываю страх – хотя бы от того, что могу пришибить кого-нибудь дверью в такой темени. Да и сами силуэты гостей, снующих во мраке подобно растревоженным тараканам, не прибавляют мне душевного спокойствия.

В комнате, впрочем, не так уж и темно. Свет мерцает внутри, словно работает старый кинопроектор. Лица гостей парят над длинным столом. Когда я полностью открываю дверь, тусклое свечение слабеет, приглушается. Рыжие волосы Биб становятся чернично-синими, веснушки превращаются в оспины. Натали и сына тени предательски старят, превращая ее в подобие Уоррена, а Марка – в маленькую копию Николаса.

И все они начинают петь «С днем рожденья тебя» так громко, что мне даже приходит в голову, что где-то там, в темноте, припрятан небольшой хор, вызванный на подмогу. Свечи на пироге в центре стола вспыхивают. Улыбчивые лица будто бы раздуваются навстречу мне – и еще одно, чужое лицо встает перед моими глазами. Никто из присутствующих не напоминает его – ни молодящийся Колин, ни рыхлый Джо, ни бородатый Кирк, никто из них, даже если зыбкость их черт в пляске свечного огня и располагает к метаморфозам, не похож на Табби. Но, закрывая глаза, чтобы положить конец любому, даже надуманному сходству, я понимаю, что от Табби никуда не деться – его лик каиновой печатью отпечатался на изнанке век, в коре моего мозга: довольная рожа объевшегося паразита.

– Задуй все свечи! – восторженно голосит Марк. – Или нам всем не повезет!

Наверное, меня должен тронуть тот факт, что он так крепко связал свою – и мамину – удачу с моей, явно не заслуживающей особого доверия. Я пытаюсь нашарить выключатель, приоткрыв глаза, но чья-то темная ручища – всего лишь тень, моя собственная тень, – взялась за него раньше.

– Я включу свет, хорошо? – информирую я всех в комнате.

– Тогда вся атмосфера пропадет! – жалуется Марк, но я уже щелкаю кнопкой.

Свет заливает комнату, и я жмурюсь. Все улыбаются. Биб идет ко мне с ножом – он, понятное дело, предназначен для разделки пирога, а не меня. Когда она кладет его на стол, лезвие вспыхивает, ловя отблеск от пламени свечей, наводя на мысль о каком-то нечестивом колдовском ритуале.

Я вдыхаю – в рот заползает дурман плавящегося воска – и собираюсь задуть свечи, но воздух вдруг застревает в горле.

Лицо под свечами. На торте.

Пышущий злой веселостью клоунский лик.

Неосознанно я хватаюсь за запястье и начинаю скрести его. Марк сразу подхватывает мой жест, и я прихожу в себя. Выдох запоздало покидает мои легкие, и огоньки на свечках превращаются в закрученные дымовые спиральки.

– Хорошая работа! – голосом воспитательницы в детском саду хвалит Биб. – Первый кусочек – по праву твой, Саймон.

Дрожащей рукой я примеряюсь к торту, раздумывая, как изуродовать эту морду на нем. В конце концов я прорезаю клоуну нос и отсекаю ту часть рта, что особенно нагло кривится – умудряясь при этом не зарекомендовать себя жадиной. Кусок я аккуратно переношу на тарелочку – верхнюю из стопки, что высится рядом с горкой конвертов и свертков, предназначенных мне. Я собираюсь разрезать остаток торта, но Биб останавливает меня:

– Поешь, Саймон. Это все для тебя.

– Как на вкус? – спрашивает Марк еще до того, как кусочек достигает моего рта.

Наверное, свечной воск попал в сливки – потому как вкус более чем странный. С трудом сдерживаясь, чтобы не выплюнуть прожеванное – улыбки гостей явно рассчитывают на мое одобрение, я выдавливаю сквозь набитый рот:

– Фыкарно.

Не уверен, что они вообще расслышали, что я сказал. Биб и вовсе хмурится, будто ответ не пришелся ей по душе.

– А почему на нем лицо клоуна, Марк? – спрашиваю я, как можно непринужденнее откладывая тарелку в сторону. – Это же твоя идея?

– Не его, – качает головой Биб. – Вечеринка – его идея.

– Вот как? А на чьей же совести торт?

– Кореш должен знать, что по душе его корешу! – провозглашает Джо.

– Вот как, – боже, ну и вкус. – Что ты туда положил? – ляпаю я, совершенно не думая о том, что прозвучать это может несколько двусмысленно.

– Ничего такого, что тебе не понравилось бы, – разводит он руками.

– Ты же не в Амстердаме, Саймон! – подмигивает мне Уоррен. – Я слышал, там такая забористая дрянь иногда попадает в пироги, что откусишь кусочек – и тебя сразу куда-нибудь уносит.

– Что ж, спасибо за торт, Джо, и за все, что тот мне принесет! – скалюсь я. – Тогда следующий кусочек точно тебе.

– Предпочту отказаться от предложения, сделанного в таком духе.

– Тогда кто следующий? Кто-нибудь, кто поручится за его безвредность. Мы же не хотим думать, что Джо принес на праздник нечто сомнительное.

Не понимаю, почему я выбрал именно эти слова. Моя речь снова опасно балансирует на грани хаоса, словно ингредиенты торта действительно не столь надежны, как меня тут все заверяли. Мне кажется, моя реплика явно побеспокоила кого-то из гостей. Например, Кирка и Колина.