Книга Карпатская тайна - Дэвид Линн Гоулмон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе стоило бы закончить школу, а не быть звездой с детства, Дрейк. Братья Райт строили самолеты, а это вертолет, – сказал агент таким тоном, словно объяснял что-то ребенку.
Эндрюс посмотрел на него и поднял бровь.
– Ты решил поумничать, после того как отправил меня в Румынию? Это наглость, скажу я тебе.
– Иски об установлении отцовства, налоги, драки в барах – и все потому, что ты зол на мир за то, что он прошел мимо тебя и твоих шоу. Давай просто заберем деньги за выступления и вернемся обратно в Вегас – тогда, ладно уж, и уволишь меня. А пока просто заткнись.
– Сколько номеров до меня? Подходят они под мою программу? – спросил артист, закрыв глаза.
– До тебя пять выступлений, это будут попурри для разогрева гостей перед твоим шоу. Они будут петь песни твоего времени, и…
Эндрюс резко посмотрел на своего соебседника.
– Каверов на мои хиты не будет, так ведь?
– Нет, Дрейк, не будет, просто хиты шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых, ничего новее и точно ничего настолько же старого, как твои песни, – сказал агент, удовлетворенно улыбаясь и откидываясь в кресле. – Кстати говоря, вот твои коллеги идут, – продолжил он с еще более широкой улыбкой.
Певец поднял голову и увидел, как самая пестрая группа людей, какую он когда-либо видел, заходит в старый вертолет. У них были длинные волосы, и казалось, что они выпали из микроавтобуса 1967 года. Их было шестнадцать, и некоторые женщины выглядели так, словно брали советы по стилю, прическе и маникюру у Элиса Купера. Неожиданно один из мужчин отделился от этой шумной группы и направился к Эндрюсу с убийственной ухмылкой на лице. Его одежда сильно отличалась от костюма за две тысячи долларов, в который был одет Дрейк. Длинноволосый мужчина затараторил на каком-то языке – артист не понял, на русском или на румынском.
– Ого, стоп, помедленнее, приятель, – сказал певец, сильно пихая локтем своего агента.
– Дрейк Эндрюс, эй, ребята, это Дрейк! – завопил мужчина, пытаясь перекричать шум двигателей вибрирующего вертолета. – О, мы ждем с нетерпением, когда будем разогревать народ перед великим Дрейком Эндрюсом, вот увидите, мы сделаем так, что люди будут в восторге от вашего шоу! – Он улыбнулся и хлопнул артиста по плечу, толкнув его к сидевшему рядом с ним агенту. Американец проводил взглядом этого полного энтузиазма молодого человека, который пошел на свое место.
Затем Эндрюс уставился на остальную толпу мужчин и женщин, которые занимались, кто чем – от борьбы в проходе до стука по стеклу в окнах, чтобы проверить, крепкое ли оно. Его глаза расширились, когда он увидел, как одного из русских членов группы проводили на место после того, как он предложил пилотам бутылку водки.
– Боже, я умер, и это ад. Я и не понимал, что ад – это Хейт-Эшбери[18] шестьдесят седьмого года в старом и сломанном русском вертолете. – Певец повернулся и посмотрел на улыбающегося агента. – Ребята, которые будут выступать у меня на разогреве, похожи на семейку Мэнсона![19]
Но его агент ничем не мог ему помочь: после того ада, через который он прошел из-за Дрейка за долгие годы, он наконец-то получил возможность позлорадствовать.
– Напомни мне уволить тебя, когда вернемся домой, а потом я тебя убью! – пообещал ему Эндрюс.
Даже человек с чистым сердцем, читающий на ночь молитвы, может стать волком, когда под полной осенней луной цветет волкобой[20].
ПЕРЕВАЛ ПАТИНАШ, РУМЫНИЯ
Старый и помятый автофургон медленно полз по дороге.
Аня думала остановиться в небольшой деревушке перед перевалом, чтобы Микле могли оказать помощь, Марко же хотел как можно скорее доставить пострадавшего голиа на перевал. Не только, чтобы помочь ему, но и чтобы успокоить Стануса. Гигантский голиа появился всего раз после встречи в лесу и только на мгновение, когда цыганский принц заметил, что волк следил за ними из большой расселины в горе, почти полностью сливаясь с темной горной породой.
Микла занимал почти весь пол грузовика, и теснота действовала всем на нервы, если не сказать больше. Каждый раз, когда кто-то в грузовом отделении шевелился, зверь поднимал свою большую голову и рычал, сузив глаза и откинув уши назад. Этого было достаточно, чтобы заставить нервничать из-за нахождения в закрытом пространстве с раненым голиа даже Аню.
– Ты не расскажешь мне о своих американских друзьях? – спросил Марко, перевязывая ногу Микле. Он даже не поднял глаза, чтобы посмотреть на сестру.
– Этот человек спас мне жизнь в Риме. – Аня посмотрела на Эверетта, а затем быстро отвела глаза.
– И ты решила взять его домой, как бездомную кошку? – спросил ее брат, разрывая край ткани и некрепко обвязывая ее вокруг ноги волка. Микла только поморщился. – Как видишь, сестренка, у нас здесь более чем достаточно животных. – Он погладил животное по голове так аккуратно, как только мог. – Что касается тебя, Микла, я советую тебе некоторое время держаться подальше от Стануса. – Хищник поднял брови и низко зарычал, и Марко поспешил отстраниться.
Аня быстро посмотрела на Карла и Чарли и задумалась, стоит ли ей говорить о семейных делах в их присутствии. Затем она посмотрела на брата.
– Почему бабушка вызвала меня домой? – спросила она, сверля его глазами.
– Я уже не понимаю, почему наша бабушка что-либо делает. Возможно, это как-то связано с моими инвестициями для нашего народа.
Когда женщина услышала этот ответ, на ее лице появилась смесь шока и удивления, и эта эмоция не ускользнула от Карла.
– Инвестициями? – Цыганка бросила взгляд на Эверетта, который сидел и наблюдал за их разговором, когда грузовик заехал в выбоину на старой грунтовой дороге, из-за чего Миклу тряхнуло, и он заскулил. – Марко, нашим людям нужны только они сами и голиа. Нам всего хватает.
– Нам всего хватает, потому что у нас никогда ничего не было. Но это изменится. Бабушкины методы устарели. И я не буду обсуждать это в присутствии незваных гостей. – Корвески посмотрел на Эверетта, и на его лице не отразилось ни капли симпатии к американцу, хотя тот и спас жизнь его сестре.
– Скажи, что изменилось за три тысячи лет, что твои люди начали распродавать наследие, которое они хранили со времен Иисуса? – спросил Карл, просто чтобы посмотреть на выражение лица Марко.