Книга Черноморский набат - Владимир Шигин

На запрос Селима, как он думает защищаться от московитов, Айдозли-Мехмет-паша отвечал с достоинством:

– Я соглашусь скорее похоронить себя под развалинами крепости, нежели сдать ее!

Селим, которому слово в слово передали ответ измаильского сераскира, помолчав, сказал:

– Храброму Айдозли-Мехмету я верю, как самому себе!

Вместе с Айдозли-Мехметом в Измаиле находился и брат крымского хана храбрый Каплан-Гирей, а с ним все пять его сыновей, таких же храбрых и злых, как и их отец.

«Решимость отстоять Измаил или умереть разделяли и многие из остальных трех– и двухбунчужных пашей. Немногие малодушные не смели обнаруживать свою слабость» – писал историк.

Тем временем в Журже еще с августа месяца верховный визирь Шериф-Гассан-паша вел вялые переговоры со статским советником Лошкаревым. С переговорами турки явно тянули и никаких решений откровенно не принимали.

– Наши требования весьма умеренны! – внушал визирю Лошкарев. – Мы требуем уступить нам Бессарабию, которая уже и так в наших руках, мы требуем оставить нам Очаков, но над его стенами русский флаг, на большее же мы пока не претендуем. Границей меж нашими державами станет Днестр, что тоже всем удобно. Мы не просим большего, но не согласны и на меньшее!

– Я понимаю, эфенди, ваши стремления к миру, разделяю и ваши предложения! – вздыхал Шериф-паша, воздевая к небу печальные глаза. – Но, увы, за принятие таких условий я вполне могу поплатиться головой, ибо повелитель мой молод и кровь в нем кипит!

Опасения визиря были тем сильнее, что, по неимению карт на турецком языке, он не мог даже приблизительно определить размер требуемых русскими уступок.

После падения Килии, Тульчи, Исакчи и поражения Батал-паши на Кубани Лошкарев стал более настойчив. Но тут в дело нагло вмешалась Пруссия, назойливо предлагая свое посредничество. Шериф-паша вертелся как уж на сковородке, но никаких решений все не принимал.

Из Петербурга Потемкина уже давно торопила императрица, которая писала: «Обратить все силы и внимание и стараться достать мир с турками, без которого не можно отваживаться ни на какие предприятия. Но о сем мире с турками я скажу, что ежели Селиму нужны, по его молодости, дядьки и опекуны, и сам не умеет кончить свои дела, для того избрал себе пруссаков, англичан и голландцев, дабы они более еще интригами завязали его дела, то я не в равном с ним положении, и с седой головой не дамся им в опеку».

Выведенный из терпения Потемкин нервничал:

– Наскучили мне уже турецкие басни! Пора их припереть к стенке!

– Перед нами ныне только одна стена – измаильская! – отвечал ему секретарь Василий Петров. – Ежели припрем к оной, тогда визирь и сдастся!

Потемкин, ероша на голове волосы, рассуждал вслух:

– Кампания нынешняя заканчивается взятием ничтожных крепостиц, и это наш промах, которым воспользуются как в Константинополе, так и в Европе. А потому пока не пал Измаил, все переговоры о мире будут пустой тратой времени. Но овладеть измаильской твердыней – это великой подвиг, на которой наши генералы неспособны.

– Так ли и все ли неспособны? – подался к нему Петров.

– Ну, не все! – махнул рукой светлейший. – Суворову, к примеру, Измаил вполне по плечу!

– Так в чем же дело! – усмехнулся проницательный Петров. – Богатырю и меч в руки!

Потемкин молча посмотрел на своего секретаря, потом мотнул кудлатой головой:

– Бери перо, пиши письмо!

Расхаживая по комнате в распахнутом халате, он диктовал так быстро, что Петров едва успевал записывать:

– Флотилия наша под Измаилом истребила уже почти все суда турецкие и сторона города к воде открыта. Остается предпринять с помощью Божьей овладение города. Для сего, ваше сиятельство, извольте поспешить туда для принятия всех частей в нашу команду. Прибыв на место, осмотрите через инженеров положение и слабые места. Сторону города к Дунаю я почитаю слабейшею. Взойдите на нее и уже оттуда ведите штурмование!

В тот же день светлейший послал Суворову другое собственноручное письмо, в котором писал: «Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость, поспеши, мой милостивый друг. По моему ордеру к тебе присутствие там личное твое соединит все части. Много тамо равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторой род сейма нерешительного… огляди все и распоряди и, помоляся Богу, предпринимайте! есть слабые места лишь бы дружно шли». В подписи значилось: «вернейший друг и покорнейший слуга Князь Потемкин-Таврический».

Итак, карт-бланш на Измаил был дан генерал-аншефу Суворову. Дело оставалось теперь за малым – Измаил взять…

* * *

В это время дела наши под Измаилом шли уж совсем плохо. Наступили холода, а топить для костров можно было только камыш. Все сильнее начинал чувствоваться и недостаток в продовольствии. Все больше стало появляться и больных. Войска уже восемь месяцев не получали жалованья, офицеры обносились и не имели белья.

– Время нынче стало столь дурным, что людям вытерпливать весьма трудно! – в сердцах говорил генерал-майору Кутузову генерал Павел Потемкин.

Тот лишь вздыхал. Генералы наивно надеялись, что пальба из пушек по крепости принудит турок сдаться. Де Рибас даже послал в Измаил переговорщика, но турки того даже на порог не пустили.

Наконец генералы собрались на военный совет. Совещались долго, а куда, собственно, торопиться! Прикинули, что осадных пушек у них нет, да и у полевых по одному комплекту ядер осталось. Единственный выход – немедленно штурмовать! Но успех сомнителен и крови будет стоить не малой. Взять на себя столь большую ответственность желающих не нашлось. Решили писать письмо светлейшему, прося его совета и помощи.

Не ожидая решения Потемкина, войска начали понемногу уходить из-под Измаила. Де Рибас, к примеру, собирался плыть со своей флотилией на зимовку под Галац к Суворову.

Известие, что светлейший назначил под Измаил командующим Суворова, было для всех неожиданным. Повеселели солдаты, приободрились генералы.

– Как только прибудет Суворов, крепость возьмем штурмом! – с радостью говорил де Рибасу одноглазый Михайла Кутузов.

Тот согласно кивал головой:

– С таким героем, как он, все затруднения сразу исчезнут!

Сам Суворов, получив письмо о своем назначении, отвечал Потемкину коротко: «Получа повеление вашей светлости, отправился я к стороне Измаила. Боже, даруй вам свою помощь».

Следом за генерал-аншефом к Измаильской твердыни спешил его любимый Фанагорийский полк, добровольцы-охотники полка Апшеронского, тысяча арнаутов и несколько казачьих сотен. Выслал Суворов к крепости и маркитантов с продовольствием. Еще с дороги послал приказ всем войскам возвратиться на свои старые позиции под Измаилом. Сам же, торопясь, он поспешил вперед с конвоем в сорок казаков, так как и конвой за ним не поспевал, то оставив конвой позади, нетерпеливый генерал поскакал к крепости с одним ординарцем.