Книга Ураган в сердце - Кэмерон Хоули

– …человек же не может продолжать вечно… – а потому еще, уже отчетливее: – …компания будет работать и дальше, вот что существенно.

– Вы продали компанию, – произнес Джадд таким осевшим голосом, что в его словах нельзя было не расслышать обвинения.

– Черта с два. Как бы я смог? Нельзя продать того, чем не владеешь. Я не был владельцем компании. Я всего лишь продал свои акции.

– Но это же…

– Ладно, черт побери, это двадцать семь процентов. И со всеми остальными, какие у них уже были, эти акции, полагаю, обеспечат им контроль. У кого-то контрольный пакет все равно должен быть, и пусть уж лучше это будет он, чем кто-то из стервятников, какие могли бы налететь, если бы я пустил дело на самотек. Господи, я в любой день мог свалиться замертво. И что бы потом? Я такое слишком много раз видел. Компанию привязывают к имуществу, налетает стая адвокатов поживиться косточками, все эти налоги на наследство, какие нужно уплатить. Ты же знаешь, что произошло с бизнесом Билла Сарджента. Черт, что за прелесть была: маленькая компания, великолепное производство, а теперь что? Пять лет – и ничего. Да я бы сдох, когда бы увидел, что нечто подобное стряслось с «Крауч карпет». А так она будет по-прежнему расти.

– Без вас она уже не будет той же компанией, – выговорил Джадд, едва ворочая во рту будто свинцом налившимся языком.

– Что ж, приятно слышать такое от тебя, Джадд, – забормотал явно польщенный мистер Крауч. – Многие к этому совсем не так отнесутся, полагаю: рады будут, что я на дороге не мешаюсь, – но я рад, что ты не из таких. Мы до жути много дел наворотили вместе, а? Помнишь тот первый большой госзаказ, что мы получили, вся эта чертова отрасль сидела в сторонке и смеялась над нами, думали, что нам ни за что не проскочить через эти испытания с кусочком ворсового ковра. Я вчера Хортеру говорил об этом.

– Кому?! – удивленно воскликнул Джадд.

– Хортеру, – повторил старик, прищурившись. – Я же тебе говорил уже – Гаррисону Хортеру. Ты не понял, а? А я думал, что понял. – Игольчатое острие сверкнуло в суженных глазах. – Ты должен бы его помнить.

– Вот, значит, кто к рукам приберет, – пробормотал Джадд, вспоминая тот обед, Хортера, сидевшего каменным сфинксом и наблюдавшего, как его мясники разделывают тушу. «Что показали ваши исследования прибыльности, мистер Уайлдер?», «Однако как вы увяжете это с получением прибыли?», «Вы же наверняка не станете утверждать, что прибыль когда-нибудь может считаться соображением второстепенным?» Старк.

– Что ж, он тебя помнит, будь спокоен, – донеслись слова мистера Крауча, а вот и еще: – Ты единственный в компании, кого он упомянул. Да, сэр, вы – один-единственный. И по тому, как я все устроил, сидеть тебе, мой мальчик, крепко, даже не волнуйся об этом, ни минуты.

– Я не волнуюсь, – сказал Джадд. И что странно – то была правда. Появилось то же самое ощущение, какое он испытал в «Скорой помощи», странное эдакое разделение души и тела, появилось чувство, будто происходящее не переживается им самим, а наблюдается со стороны. Он был беглецом, удравшим от преследователей, ускользнул от них и теперь следит за ними из своего убежища. Если будет ждать, молчаливо и безучастно, то мистер Крауч уйдет. Хотелось услышать только одно: звуки удаляющихся шагов и закрывающейся двери.

6

Остановившись у уличного светофора в Лисьей Долине, совсем рядом с домом, Кэй Уайлдер только теперь стала освобождаться от гнета в душе, с каким покинула больницу. Потом (вполне логично) приписала свое настроение главным образом бессонной ночи после бесконечного утомительного дня, не обращая внимания на несовместимость физической усталости с бездумной потребностью двигаться и действовать, владевшей ею на всем пути до Нью-Ольстера. Незачем было торопиться домой, совершенно незачем, а сейчас, глядя вперед и наконец-то четко различая здания «Крауч карпет», она осознанно приходила к убеждению, какой же дурой оказалась, позволив чувствам взять над ней верх, не дав себе труда подумать… подумать… Да, вот что ей следовало бы сделать – продумать все до конца, рассудить хорошенько. Ведь где-то же был ответ. Должен был быть!

Увы, разум ее отупел и впал в бесчувствие от набитых шишек, стремление сделать что-то без конца разбивалось об осознание: ничего уже не поделаешь.

До сегодняшнего утра жила надежда, неосязаемая и неуловимая, и все же поддерживаемая кажущейся неотвратимостью перемен. На всем пути через Атлантику и, того больше, вчера ночью на шоссе она твердила себе, что Джадд наверняка стал теперь другим человеком, утром ожидания обратились едва ли не в уверенность, когда доктор Карр попросил ее не удивляться тому, как сильно переменился ее муж. Он-то думал, что предостерегает ее, а для нее его слова прозвучали обнадеживающим обещанием… только для того, чтобы спустя несколько минут она ошеломленно и сокрушенно убедилась: никакой перемены нет и в помине.

Подходя к палате, она представляла его страждущим человеком, нуждающимся в участии и поддержке, роль ее была определена словами доктора Карра о том, как сильно рассчитывает он на ее помощь, и никогда в замужней своей жизни не чувствовала она в себе такой эмоциональной готовности к безудержному излиянию уверенности, силы и мужества. Что-то, по-видимому, не более чем интуитивное ощущение, остановило ее на пороге, первого взгляда хватило, чтобы сказать себе: пропасть между ними так же широка и глубока, какой и всегда была. Джадд подтвердил, что достучаться до него стало еще труднее, чем раньше. «Ничего для тебя интересного».

Она ухватилась за последнюю надежду, порожденную рассказом доктора Карра о конференции, и решила, что ей, возможно, удастся отыскать хотя бы трещинку в том образе Мэтта Крауча как всеведающего, всезнающего, всенадежного идола, каким его всегда представлял себе Джадд. Но нет, Джадд и не подумал обвинять босса, свалив всю ответственность на Роджера Старка, он по-прежнему был во власти той же невротической антипатии, которая явно проявлялась в нем с тех самых пор, как Роджер пришел в компанию.

По дороге к Нью-Ольстеру она все больше и больше уходила мыслями в отношение Джадда к Роджеру Старку, воспоминание за воспоминанием складывались в ответ, который ей следовало бы дать доктору Карру, когда он, шагая по коридору рядом и провожая ее до палаты Джадда, спросил: «Вы не заметили в вашем муже ничего необычного за последние два-три года, миссис Уайлдер, чего-либо поразившего вас как перемена в присущем ему характере поведения?» Не задумываясь, она дала отрицательный ответ: слишком была поглощена ожиданием, чтобы оглядываться в прошлое. Но это случилось до ее разговора с Джаддом и до того, как дошел до нее глубокий смысл вопроса доктора Карра. Стоило вникнуть и понять, как все встало на место, не только тот отрезок времени, который обозначил доктор: «последние два-три года», – но и череда припомнившихся случаев, которые обозначили все возраставшую неприязнь Джадда к Роджеру Старку. Ей бы до этого раньше додуматься, понять бы, что это значило. Только ведь, ну, положим, даже и поняла бы, и что? Что поделать-то смогла бы? Джадд ведь ни разу не позволил ей… нет, нет и нет… Она сама во всем виновата.