Книга Смытые волной - Ольга Приходченко

Мои разглагольствования прервал телефонный звонок, я сняла трубку.

– Ольга Иосифовна, это заместитель начальника Управления торговли. Я хочу извиниться за своих подопечных. Пожалуйста, загляните ко мне завтра часикам к десяти. Буду ждать.

Порыв сорваться и удрать внезапно улетучился. Я собрала в сумку все прикупленные подарки, разное там барахло, и закинула ее в шкаф. Ровно в десять я уже была в знакомом кабинете. Меня уговорили вернуться, заверив, что все будут помогать вплоть до Минфина России. По любому вопросу могу обращаться ко всем напрямую, а моим непосредственным начальникам наказали не перечить мне ни в чем.

– Я уверен, Ольга Иосифовна, мы с вами через полгода успешно отчитаемся о переводе всех московских рынков на полный хозрасчет. Больше никакие дополнительные ассигнования на их спасение им не светят. А вам, заверяю, светит квартира. О, чуть было не забыл – вам привет из Одессы.

– У нас есть с вами общие знакомые?

– Вся ваша база. Я вчера отзвонил туда, извините, такая работа. Ваш директор, кажется, Владимир Алексеевич, надеется на ваше возвращение. Но я взял на себя смелость заявить, что из Москвы в Одессу еще на моей памяти никто добровольно не переезжал. Я прав?

Так я черной тенью явилась в управление рынками, даже не подозревая, что таковой являюсь. Единственной моей помощницей во всем была старший экономист Рая. Умница, талантливая одинокая женщина из дальнего Подмосковья. Каждый день она тратила на дорогу три часа утром и столько же обратно. Дома в деревянном домишке с удобствами во дворе ее ждала больная раком мать. До моего назначения Раису попрекали систематическими опозданиями. Никто и слушать не хотел, что женщина добирается тремя видами транспорта, а как ходят наши автобусы, все знают, никакие расписания им не указ. Сначала она скрывала от меня свои проблемы, но, когда я узнала о них, конечно же, пошла навстречу, облегчила ей рабочий график. Те знания и сколько она успевала за день сделать, компенсировали все ее опоздания и досрочный уход, чтобы у себя там поспеть на последнюю маршрутку. Остальные три сотрудницы из отдела особым рвением не отличались, от сих до сих и то с большим трудом, не переусердствуют.

Одна из них стонала над сводками о поступлении продукции по всем рынкам в ассортименте; все это необходимо было свести в единую ведомость и передать сведения на Большой Комсомольский. Вот где очковтирательство чистой воды. Надо же до такого додуматься. Записывалось со слов якобы самого колхозника, не подтверждаясь никакими документами. Обрабатывали эти данные на месте главные бухгалтера, а дальше сколько захотят, столько нам и передадут, им эта сводка была по барабану. Вся эта мура гналась в Главк. Проверить достоверность в принципе было возможно, перевесив привезенный на рынок товар и составив накладную. Но кому это нужно? Такую задачу никто не ставил. Наоборот, не стеснялись звонками к нам чуть ли не требовать добавлять в итоговые ведомости по нескольку десятков тонн какого-нибудь вида продукции, сегодня одной, на завтра – другой. Чтобы в отчете куда-то еще выше они выглядели посолиднее – мол, Москва вовсю старается обеспечить своих жителей всем необходимым. На самом деле это было далеко не так.

Однажды после такой просьбы я попыталась вмешаться и объяснить, что значит добавить это количество и как бы оно выглядело. Все столичные рынки должны быть завалены по самые крыши, но дамочку из Главка это нисколько не смутило. Она в резкой форме пыталась меня вразумить, что я не понимаю всей важности стоящей перед нами задачи. Она так меня взбесила, что я от волнения перешла на смесь русского и украинского языков, а точнее, на одесский, сдобренный словечками, которые не могу здесь повторить. Пообещала, что эту задачу лично от нее передам куда следует, пусть разбираются. Девица бросила трубку и больше ко мне из Главка с подобными просьбами в приказном порядке никто не обращался.

Как мы ни пересчитывали наши доходы с расходами, плюса не получалось. Начальство продолжало стоять твердо на своем: никаких сокращений. Я настаивала: надо навести порядок, разбить торговые ряды на оборудованные стандартными лотками и весами рабочие места, каждому по одному и удерживать плату за это. Хочешь больше – пожалуйста, занимай и раскошеливайся дополнительно, за два, за три – сколько пожелаешь, хоть все забирай, лишь бы заноси официально деньги в кассу и получай квитанцию. Это все реальные статьи дохода, но самой оптимальной была сдача торговых площадей потребкооперации.

Что здесь началось! Все же привыкли на халяву пользоваться, как им казалось, собственными лавками и магазинчиками. А тут вдруг гони монету за торговую площадь, а заодно и за отопление, и за электроэнергию, и за уборку. И стоимость аренды складских помещений и все прочее в универмаге на Центральном рынке мы тоже просчитали. Оставалось еще взять в оборот гостиницу, наверное, самое засекреченное место в Москве. Так просто туда не проникнуть. Первая моя попытка не удалась, только со второй, и то после того, как прихватила на подмогу нашего главного инженера и начальника отдела кадров и объявила на все управление, что вызову милицию и ОБХСС. Водить нас по отелю вызвалась сама директор, дородная дама с большей халой на голове, поверх которой была еще такая же пушистая вязаная шапочка из мохера ярко-розового цвета. На каждом этаже нам открывали по одному номеру, очень приличному двухместному, со всеми удобствами и даже с торшером. И за все это удовольствие всего один рубль с человека в сутки, как в сельских домах колхозников. Меня брало сомнение: а в других номерах так же, а эти для показухи, и я попросила открыть еще пару-тройку номеров. Директор категорически замахала руками: они заселены, вдруг что-нибудь пропадет, нам потом отвечать.

– Но вы же не отвечаете за оставленные ценные вещи и деньги. Объявление об этом за вашей спиной, – сказала я. И тут из комнаты выпорхнула женщина кавказской внешности с полным ведром, остро пахнущим специями. Не обращая на нас никакого внимания, она поспешила на выход. Дверь за собой она не закрыла, мы постучали и вошли. В нос ударил мощный запах каких-то сушеных трав. Полный бедлам, кровати громоздились одна над другой до самого потолка. На самой верхней спал мужчина, натянув одеяло на голову. В углах все забито ящиками, мешками, чемоданами. Стол завален остатками еды и какими-то отходами, которые локтем сгребал в корзину черноволосый мальчишка лет десяти. Из розетки тянулся самодельно прилаженный провод с включенным электрическим чайником. Не дай бог заискрится, пожар же будет. В душевой на веревках сушилась куча детского белья, под умывальником стояли ведра с цветами, вокруг всего этого ползали откормленные тараканы, которые ничуть нас не испугались и не собирались прятаться.

Директриса покраснела, как рак.

– Это новенькие заехали, у них справки, документы.

– Когда ж они успели так нагадить, если новенькие, – возмутился кадровик. – И кто разрешил хранить в номерах остатки продукции и готовить пищу? Это же строго запрещено.

– Сейчас же заставлю навести в порядок, сегодня же их выселим, а дежурную уволю, – бормотала себе под нос директриса.

Каков поп – таков приход. Понятно было, что настоящими колхозниками здесь и не пахло, их на порог близко не подпускали, заставляя бедолаг ютиться по подвалам. Еще и не задаром. И заселяли отнюдь не кем попало, лишь своими людьми; уж точно не за рубль въезжали сюда эти непонятные личности, которые постоянно толпились у входа в гостиницу или кучковались целыми днями на рынке. От них исходил сильный специфичный сладковатый запах. Пусть с этим и паспортным режимом местная милиция разбирается, а мне нужна от этой дармовой сказки прибыль. По документам бухгалтерии гостиница ежедневно заполнялась лишь наполовину, но я же видела, уходя вечером с работы, светящиеся окна во всех комнатах. За ними кипела бурная жизнь. Так, все, прекращаем эту вольницу, товарищ Федоров. Это же какие деньги мы теряем на заселении, а еще и на списанном белье и колоссальных затратах на ремонт.