Книга Четвёртая четверть - Инна Тронина

— Ха, ленива! — Озирский даже подавился, потому что в это время пил минеральную воду. — Вы, Надюша, получается, сводней были?

— Называйте, как угодно.

Беловой, похоже, было на всё наплевать. Она даже особенно не удивилась, что Андрею известно про брачные агентства. Озирский внушил ей, что знает всё, и врать бесполезно.

— Виолетта действительно хотела уехать за границу. И велела мне подыскать подходящее «средство передвижения». Не обязательно иностранца, можно и нашего. Лишь бы он занимал высокое положение и имел жильё в Европе или Америке. Виолетта понимала, что рано или поздно ей придётся бежать…

— Для психически больной она слишком предусмотрительна и меркантильна. — Андрей говорил спокойно. Но, даже если бы я не имел таблетки в кармане, понял — Минковой скоро будет очень плохо. — Да, Надюша, а Логиневская для себя искала спутника жизни или тоже для третьего лица?

— Что вы, Наташа всерьёз мечтала выйти замуж! Так ведь этим едва и не кончилось… — Тут Белова зарымзала в платочек, а шеф откровенно поморщился. — После новогодних и рождественских праздников она собиралась обвенчаться с американским бизнесменом…

— С Тэдом Смитом? — уточнил шеф.

Белова посинела, потому что Озирский буквально придушил её полученными сведениями. И если Надежде Вадимовне до сих пор хотелось валять дурака, то сейчас она должна была пересмотреть планы.

— Да, его звали Теодор Франклин Смит. Он торговал автомобилями.

— Это мне тоже известно. Но Наталия Викторовна познакомилась с ним не через брачное объявление. Она работала в фирме Смита секретарём-переводчиком. — Тут мы остановились на очередном перекрёстке, и Андрей сунул бутылку из-под воды между передними сидениями. — Надюша, а Ирина Минкова как относилась к предполагаемому брату дочери с иностранцем?

— Мать Виолетты нашла ей мужчину, которому исполнилось сорок восемь лет. Но та не захотела ехать с таким дряхлым даже в Штаты, а потому попросила меня подобрать «бычка» посвежее. Впрочем, все, кого я нашла в агентствах, также были отвергнуты.

Мы притормозили у очередного перекрёстка. Запахло тухлятиной, и я зажал нос. А Щипач даже не заметил ничего — на свалке хуже воняло. Шеф молча указал на ларёк с мясом. Я вытянул шею и сразу увидел гору протухших «ножек Буша» на витрине. В Москве очереди почти перевелись, но здесь толкались тётки с кошёлками. Они все были такие тощие, что напоминали сухари из пачки. Бегали туда-сюда, разглядывали всю эту гадость. Придирчиво выбирали и обсуждали, какой кусок лучше. И при этом так орали, что мы в джипе все оглохли.

— Снуют, как мухи по… м-м… дерьму, — прокомментировал Озирский и потёр дёргающуюся щёку. — Выбирают, где тут погнилее и повкуснее. Смотрите, им ведь реально интересно…

— Андрей, умоляю, не говори так! Ты хочешь казаться хуже, чем есть на самом деле. — Гетка всё же училка, и это в ней самое противное. — Не тебе объяснять, как люди сейчас бедствуют. Довольствуются тем, на что хватает средств. А ты — гуманист, и не отрицай этого. Ведь бесплатно работал ради торжества справедливости. Тебя глубоко тронула трагедия семьи Колчановых…

— Я ради тебя преступников искал. Но не бесплатно — цену я ещё назову сегодня.

— Ради меня?

— Да, чтобы ты сама не мучилась, и чтобы коллеги тебя не притесняли…

Тут мы повернули на улицу Сталеваров, излазанную мной вдоль и поперёк. Пока пас Щипача, под каждым кустом побывал.

— Вообще-то, людишки — плебс, прах. Пусть хоть все перережут и передушат друг друга. Но ты не должна страдать.

Андрей замолчал. А подумал, что правильно он Гетке ничего про моё задание не сказал. Вот визгу было бы! А так, надеюсь, провернём всё без сучка и задоринки. Когда завернули на парковку, я снял бинт с головы — чтобы не белел. Кровь не пойдёт — три дня назад всё случилось. В крайнем случае, йодом можно помазать.

— Вот наш дом, — сказала Белова.

Лёшка джип остановил, и мы стали вылезать. Андрей сделал нам с водилой знак, чтобы задержались.

— Шеф, как я понял, Минкову — в расход? Ты всё продумал?

Нас никто не мог услышать. Мы остались втроём, и в салоне стояли глушилки. Но Лёха всё равно едва шевелил губами.

— Андрей задумчиво раздавил хабарик в пепельнице и покусал нижнюю губу.

— Она, на самом деле, вменяема, вот в чём дело. А справку из психдиспансера добыла мамаша, после отвратительной истории. Когда Виолетте было тринадцать лет, она нарочно толкнула под грузовик свою подругу-одноклассницу. Девочки просто гуляли весенним вечером, ели мороженое. Подруга погибла, что и требовалось Минковой. Как уже известно, она обожала наблюдать за умирающими. У этого происшествия оказалось масса свидетелей. И матери ничего не оставалось делать, кроме как объявить дочку душевнобольной. Ведь, в противном случае, Виолетте грозила отправка в специнтернат. Независимые психиатры много раз высказывали сомнения относительно наличия у Минковой злокачественной шизофрении. Тем не менее, наша красавица до сих пор скрывается за бронёй ложного диагноза. Вместо того чтобы пресечь опасные склонности в самом начале, мама нашла им оправдание. А потом напоролась на то, за что боролась. Адвокат, понятное дело, сошлётся на заболевание, и суд признает Минкову невменяемой. Её просто поместят в уютную клинику. Во всяком случае, не в те страшные психушки, куда отправляли диссидентов в своё время. А отдуваться станут Беляши…

— Это понятно, — кивнул Чугунов.

— У меня, Лёха, выхода другого нет. Сам себе не прощу, если такая тварь вскоре выйдет на свободу и примется за старое. А когда она исчезнет со сцены навсегда, на неё многое можно будет повесить. Фотки со сценами издевательств у неё действительно есть — Оксана проверила. Минкова сама хвасталась, ничуть не стесняясь. Кроме того, удалось записать на диктофон откровения Виолетты. Так прекрасно считаться сумасшедшей, не будучи ею на самом деле! Но умереть от остановки сердца может и нормальный человек. Особенно если поймёт, что пришла расплата. А сейчас пойдём, Божок, времени нет. Мы с Надеждой поднимаемся в квартиру. Лёха следит за тем, чтобы никто не ушёл через лифт и подъезд. Генриетта блокирует чердак. Надюш, где окна вашей квартиры?

— Вон там, три окна. А лоджия на ту сторону выходит.

— Я вижу, кто-то из-за шторы выглядывает, — прищурился шеф.

— Это Мишка, — забеспокоилась Надежда. — Он увидел, что я не одна. И с незнакомыми людьми явилась. Сейчас скажет Виолетте, и она убежит!

— От меня? Убежит?! — И Озирский расхохотался. — Гета, справишься одна на чердаке?

— Куда денешься? Постараюсь.

— Тогда вперёд! А пацаны заходят за угол и делают всё, что положено.

Шеф треснул нас со Щипачом по спинам, и мы помчались под лоджию.

Не знаю, зачем Беловым потребовалось третьего апреля брать «тачку». Прудик, где нашли тела Колчановых, оказался у них буквально под окнами. Но, с другой стороны, сложно пронести два тела, пусть и небольших. В апреле вечером уже светло, и люди гуляют с собаками, дети бегают. Грязно здесь, даже сейчас. Настоящая помойка — банки, склянки, рваные портянки. А рядом — кусты, ямы с водой, какие-то трубы валяются, кирпичи.