Книга Экзорцисты - Джон Сирлз

– Я обещаю.

Абигейл вздохнула так громко, что я услышала ее через стену.

– Если исключить несколько зимних недель в Орегоне, мы живем в палаточных лагерях или на стоянках грузовиков. Мы практически ни с кем не общаемся. Единственное, что мы делаем, это посещаем все религиозные службы, которые он находит. Однажды мы попали на встречу с целителем в каком-то городке. Я даже не помню, в каком именно, потому что они все похожи друг на друга. Люди поют одни и те же песни, поднимают руки в воздух, падают на пол, когда думают, что на них снисходит Святой Дух. Но на той службе проповедник объявил, что его внутренний круг будет молиться за мальчика, чьей душой овладел злой дух. Они привели мальчика и наложили на него руки. А потом громкими гулкими голосами приказали дьяволу исчезнуть. Когда я смотрела на них, мне пришло в голову, что я могла бы оказаться на месте того мальчика.

Сначала я не поняла, что она имеет в виду.

– Но почему ты…

– Мой отец никогда не интересовался моими желаниями – пока я не начала так себя вести. Тогда он стал обращать на меня внимание. И я стала всем управлять. Сначала власть над ним не имела особого значения – она лишь дала мне возможность сделать его таким же несчастным, как я. Но в результате это привело меня сюда, и теперь я живу с вами, а не с ним.

– Понятно. Но он рано или поздно за тобой вер-нется.

– Сначала меня это тревожило. Но с тех пор прошло много времени, и я практически уверена, что он сдался. До того, как мы приехали сюда, я сделала так, что жить со мной стало невозможно. Теперь он меня боится. Он в ужасе. Я творила с ним страшные вещи. Так что если он умен – а он по-своему совсем неглуп, – он постарается держаться от меня подальше. Потому что я хочу остаться жить здесь, Сильви. Я хочу ходить в школу, как нормальный человек, иметь нормальную семью и нормальную жизнь.

Возможно, Абигейл Линч была первым человеком, который посчитал нашу семью нормальной, но я не стала ей ничего говорить, я продолжала ее слушать.

– Твой отец упомянул, что скоро у него будет лекция. Он спросил, хочу ли я выйти на сцену, чего бы твоя сестра никогда не стала делать, и рассказать, как твои отец и мать мне помогли.

Я попыталась вспомнить хотя бы один случай, когда отец предлагал Роуз выйти с ним на сцену, но не сумела.

– И что ты ему сказала?

– Что я это сделаю. С радостью.

– Но ты будешь лгать. А мой отец не…

– Пожалуйста, Сильви. Если я все сделаю хорошо, никому не будет никакого вреда. К тому же это не совсем ложь. Во мне что-то есть, мой отец сказал правду тебе и твоей матери в тот первый день. Некоторые люди называют его демоном. А я лишь знаю: что-то заставляет меня именно так проживать свою жизнь. И делать ужасные вещи.

Она рассказывала о таких вещах, что я обрадовалась разделявшей нас стене. Сейчас я не хотела на нее смотреть. Все лето я думала о сделке, которую заключили мои родители, и о том, что осенью мы вернемся к прежней жизни. Я даже зачеркивала дни в календаре, ждала, когда наступит сентябрь и мы поедем за Роуз, чтобы привезти ее домой. И представляла, что Абигейл уедет и снова будет жить с отцом. Но теперь я не знала, что произойдет, и потому молчала. Абигейл тоже ничего не говорила.

Шли дни, и мы жили двумя жизнями: в одной Абигейл и я были лишенными тел голосами, разговаривающими в темноте через стену между нашими спальнями. Мы избегали трудных тем. Абигейл научила меня предполетному ритуалу, который проводила ее мама, и я повторяла его для нее каждый день перед сном – нечто вроде молитвы. И еще была вторая жизнь, которой мы жили днем. Абигейл больше не боялась ходить в подвал, она спускалась туда и проводила там долгие часы, разучивая слова своего выступления вместе с отцом. Он сказал ей, что она должна будет подняться на сцену и рассказать свою историю. Однако она хотела, чтобы он заранее проверил и одобрил каждое ее слово и каждый жест.

А потом, как и предсказывала мама, лето закончилось и начались занятия в школе. До публикации книги оставалось несколько недель, и, хотя отец потребовал, чтобы репортер прислал нам экземпляр, Хикин так и не появился. Между тем отец и мама продолжали читать лекции, Абигейл присоединялась к ним на сцене, и, если верить отцу, они имели большой успех. Я ждала в фойе, как делали мы с Роуз, листала страницы старого издания «Джейн Эйр», перечитывала слова, которые подчеркнула много лет назад, и не всегда понимала, что меня в них привлекло.

Восьмой класс я ждала с нетерпением, последний перед переходом в старшую школу. Но с самого первого дня, как только я переступила порог школы и увидела учителей, Гретхен и Элизабет, которые уже никогда не станут прежними после публикации статьи в газете, я почувствовала, что этот год нужно попросту пережить.

Я очень ждала визита к Роуз, ведь девяносто дней подходили к концу. Мама сказала, что мы отправимся в школу Святой Иулии в первые выходные после начала занятий. Никто не упоминал о том, чтобы записать в школу Абигейл, как она надеялась. Она лишь провожала меня каждый день до остановки – босая, – а потом встречала, когда я возвращалась домой.

Через несколько дней после начала занятий я вышла из автобуса и обнаружила, что она, как всегда, меня ждет. Еще до того, как я заметила свежие царапины и синяки на ее ногах, я уловила, что выражение ее лица изменилось, глаза слегка остекленели и стали отрешенными. Когда автобус поехал прочь, Абигейл заговорила, но совсем не тем безмятежным голосом, к которому я привыкла.

– Давай не пойдем домой сразу, ладно?

– Хорошо, но почему?

– Твои родители. В доме кое-кто появился.

– Твой отец? – спросила я, чувствуя, что в моем голосе появилось неизбежное облегчение. – Он наконец вернулся?

– Нет, – ответила она. – Пока нет. Но именно об этом я хочу с тобой поговорить. Твоя мама сказала, что он может приехать за мной в самое ближайшее время.

Она пошла в сторону от дома, и я двинулась за ней. Вскоре она привела меня к фундаменту, где мы с Роуз играли в строительство воображаемых домов. Осыпающиеся бетонные ступеньки, изогнутая арматура, упавшее в лужу дерево – я посмотрела вниз, пытаясь увидеть там нас с Роуз.

Хотя Абигейл была босой, она начала спускаться вниз по ступенькам. Я забеспокоилась, что она порежет ноги, но Абигейл никогда не носила носки или туфли, поэтому не обращала внимания на то, что у нее под ногами. Когда мы оказались внизу, девочка взяла камушек и начала писать им на стене, как делали мы с Роуз пастельными мелками.

Она нарисовала X и Y – на некотором расстоянии друг от друга. Буквы походили на диковинный рисунок, который я видела на боку фургона в тот день, когда они к нам приехали, странное безголовое животное с бесконечным развевающимся хвостом.

– Если хочешь заняться алгеброй, – сказала я, стараясь пошутить и глядя на нее сверху низ, – то у меня полно домашних заданий в портфеле. Могу тебе все отдать.