Книга Ученик архитектора - Элиф Шафак

– Пожар! – закричал кто-то, подтверждая его догадку.

Во дворце поднялась суета. Сады, павильоны и коридоры, обычно погруженные в тишину столь глубокую, что можно было расслышать, как с головы падает волос, теперь сотрясались от топота и криков. Кодекс молчания, восходящий к временам султана Сулеймана, расплавился в дыму и огне.

Пожар вспыхнул по другую сторону стены, в восточном конце второго внутреннего двора. Джахан знал, что там находится дворцовая кухня. Буфетная, кладовая и зал, где готовилась пища, были охвачены огнем. Совсем недавно архитектор Синан и его ученики отремонтировали все эти помещения. Теперь их пожирало пламя. Пожар медленно, но неумолимо двигался на запад, угрожая перекинуться на птичник. Хорошо бы кто-нибудь из слуг успел выпустить птиц на волю, подумал Джахан, и тут же вспомнил, что у большинства пернатых подрезаны крылья. Мысль о сотнях птиц, которые беспомощно хлопают крыльями, не в силах взлететь, пронзила его ужасом.

Первый внутренний двор огонь пока не тронул, но пламя могло охватить его каждую секунду. Ветер был очень силен, хотя и переменчив, его порывы приносили серые хлопья пепла, похожие на мертвых бабочек. Глаза у людей щипало от дыма, дым наполнял легкие, вызывая кашель. Обезьяны, охваченные ужасом, причины которого они были не в силах постичь, визжали и скалили зубы, вцепившись в железные прутья клетки. Работники зверинца понимали: необходимо как можно быстрее перевезти животных в безопасное место.

Сделать это было отнюдь не просто. В минуты опасности четвероногие делаются неуправляемыми. Зверинец стал для них родным домом, и невозможно было предсказать, как они поведут себя, когда их станут выгонять из клеток и грузить на повозки. К тому же повозок было мало, и поэтому дело продвигалось крайне медленно. Растерянные и испуганные, работники зверинца без конца спорили и препирались между собой. Конюхи-черкесы заявили, что пальцем не пошевелят, пока не получат распоряжений от главного белого евнуха. Но когда очередной порыв ветра обдал их жаром и осыпал пеплом, стало ясно, что медлить более нельзя.

Первым делом на повозки погрузили обезьян, но вовсе не потому, что те обладали наибольшей ценностью. Просто никто уже не мог выносить их душераздирающих воплей. Джахан вывел из сарая Чоту. Слон, мудрый и уравновешенный, не поддался всеобщей панике. Напротив, он старался быть полезным. Чоту запрягли в повозку, где мартышки и гориллы прыгали и визжали, подобно ораве пьяниц.

Тем животным, которые могли идти сами: лошадям, верблюдам, зебрам, жирафам, газелям и оленям – была предоставлена такая возможность. Их связали друг с другом, устроив подобие диковинного каравана. Работники зверинца – кто верхом, кто пешком – сопровождали своих питомцев. Несмотря на все их усилия успокоить животных, зебры, едва оказавшись за дворцовыми стенами, как безумные устремились в сторону холмов, увлекая за собой весь караван. Погонщики орали, не жалея глоток. Обливаясь по́том и изрыгая проклятия, они все же сумели схватить беглянок под уздцы, прежде чем весь караван превратился в бесформенную кучу.

С помощью палок и кнутов, угроз и лакомств работники затолкали на повозки всех остальных животных. Сначала они погрузили змей, хамелеонов, страусов, черепах, павлинов, хорьков, енотов и до смерти перепуганных лам. Потом настал черед лисиц, гиен, пантер и леопардов. Выехав из дворцовых ворот, повозки направились вниз, к гавани – никто не знал, как далеко распространится пожар, и местность у моря представлялась всем наиболее безопасной.

Слон и погонщик совершили несколько поездок, доставляя животным воду и корм. Когда у Чоты появилась возможность отдохнуть, Джахан водрузил перед ним корзину со свежими листьями и, оставив его на попечение китайцев-близнецов, вернулся в зверинец. Другим работникам он сказал, что хочет удостовериться, что тот пуст. Но это было правдой лишь отчасти.

Узнав о том, что капитан Гарет покинул пределы империи, Джахан прекратил промышлять воровством. Но, как всякий бывалый вор, он не мог преодолеть власть привычки. К тому же Джахан знал, что во время пожара завладеть чужими сокровищами легко, как никогда. Впрочем, желание поживиться не было единственной причиной, по которой он вернулся в охваченный пожаром дворец. Ему не давала покоя мысль о Михримах. После смерти своего брата Селима она редко посещала дворец. Но Джахан знал: этой ночью его любимая находилась в гареме. Быть может, сейчас бедняжка умирает от страха, наблюдая, как огонь подбирается к ее покоям, думал Джахан, а ее старая больная нянька задыхается в дыму. Нет, он должен удостовериться, что обе женщины в безопасности, а если это не так, то прийти к ним на помощь.

Стражники, стоявшие у ворот, были слишком встревожены, чтобы обратить внимание на какого-то погонщика. За это время пожар успел приблизиться к зверинцу, языки пламени лизали стены розария, снопы искр взлетали в воздух. Подойдя к вольеру для львов, Джахан с удивлением увидел, что его обитатели – две самки и один самец – по-прежнему там. Могучие звери в беспокойстве расхаживали туда-сюда, время от времени оглашая воздух рычанием, словно пытались испугать невидимого врага.

У клетки стоял Олев, как всегда невозмутимый и жизнерадостный.

– Привет, индус! – крикнул он. – Ты зачем вернулся?

– Хотел удостовериться, что мы вывезли всех. Вижу, что это не так. Ты почему оставил своих зверей?

– Да тут такое дело: девчонки перепугались, а парень не желает выходить из клетки. Придется тащить его за хвост. Мне вовсе не хочется, чтобы бедные зверюги превратились в груду углей.

Хохоча над собственной шуткой, Олев, без всякого оружия в руках, открыл дверь вольера и вошел внутрь. Приблизившись к одной из львиц, он принялся уговаривать ее спокойным, ровным голосом. Огромная кошка замерла, вперив в человека взгляд. Укротитель осторожно обвязал вокруг ее шеи веревку, вывел самку наружу и затолкал в деревянную клетку, стоявшую на повозке. Столь же ловко он управился и со второй львицей. Самец провожал подруг напряженным взглядом, глаза его поблескивали в сумраке.

На лбу у Джахана выступила испарина. Он чувствовал, что положение становится по-настоящему опасным. На востоке занимался рассвет. Лицо Олева стало сосредоточенным, ноздри его слегка подрагивали, губы были плотно сжаты. Теперь он находился в клетке наедине со львом. Веревка, перекинутая через руку укротителя, свисала так небрежно, будто он не знал, что с ней делать. Впервые Джахан наблюдал, как его старший товарищ медлит в нерешительности. Лев издал едва слышное ворчание: он, судя по всему, тоже пребывал в замешательстве. С бешено бьющимся сердцем Джахан схватил дубинку и устремился к клетке.

– Отойди! – рявкнул Олев. – Сказано тебе, не лезь!

Погонщик слона повиновался, затаив дыхание.

– Закрой дверь!

Джахан выполнил и этот приказ. От страха он плохо соображал и не стал спорить. Огненно-рыжие волосы Олева, прежде связанные в конский хвост, рассыпались по плечам. Пот катил с него градом. Смахивая капли пота со лба, укротитель на секунду отвел взгляд ото льва. Зверь тут же испустил угрожающий рык, словно только что заметил Олева, стоящего всего в нескольких шагах, и не узнал в нем человека, который несколько лет подряд кормил его и всячески о нем заботился. Хищник поднял лапу с выпущенными когтями. В следующее мгновение он совершил прыжок.