Книга День учителя - Александр Изотчин

— Ой, да! Людмила Владимировна. Она меня терпеть не может. Очень злая. И как с ней Владимир Николаевич прожил всю жизнь — не знаю. У них даже детей нет. А он так их любит.

— А ты?

— Что я?

— Ну, ты любишь детей?

— Я не знаю. У меня два брата и две сестры. Я у родителей вторая. Отец всегда говорил, что семья — это семеро. Я бы столько точно не хотела. Может быть, двоих — не больше.

Она с улыбкой посмотрела в глаза молодого человека, как бы давая понять, что детей она завести не против, было бы от кого, а вот он — Андрей Мирошкин — вполне подходящая кандидатура на роль отца. Андрей постарался вложить в ответный взгляд как можно больше тепла и провел рукой по жестким волосам девушки.

— Что ты делаешь? — задала она глупый вопрос.

— Ничего. Любуюсь тобой. Я ведь даже сегодня тебя толком не видел.

— Ну что же — любуйся!

Но Андрей уже не хотел только любоваться. Он взял девушку за руку и привлек к своей груди. Рука была холодная. Мирошкин только сейчас заметил, что нос у Саши красный. Ей, видно, было совсем нежарко. «Что ты делаешь?» — повторила Саша, когда он поцеловал ее в замерзший носик. Мирошкин отстранил девушку от себя, но только для того, чтобы тут же поцеловать в губы. Следующий час сидения на скамейке прошел гораздо интереснее. Потом он повел совершенно продрогшую и слегка ошалевшую от поцелуев девушку к метро. Ехать предстояло на «Аэропорт» — там, недалеко от метро, в старой школе с колоннами, по вечерам располагались компьютерные курсы (!), которые посещала Серкова. Появление Андрея вызвало интерес среди обучающихся — в большинстве своем таких же ярко раскрашенных девиц, как и Саша. Ей это явно льстило — завидуют! Какого охмурила! «Подождешь меня? А то мне страшно будет возвращаться. В прошлый раз в метро какие-то пьяные пристали», — это было сказано тоном, не допускающим возражений. Девушке было важно показать, что вот он — этот видный из себя москвич — будет сидеть и ждать ее три часа. Он — «ее». В перерыве она стимулировала его поцелуями, ради которых они удалились на задний двор школы. Там рукам Андрея было позволено гораздо большее, чем на скамейке в Александровском саду. С неба падали редкие снежинки. Саша пребывала в состоянии эйфории…

Когда он привел ее на Сивцев Вражек, было десять вечера. К ночи сильно похолодало, а «снежные мухи», летавшие когда он тискал ее у школьного черного хода, превратились в настоящую метель. На Сашу в туфлях и плаще было больно смотреть. Снег облепил ее волосы. Девушку била дрожь. Она так замерзла, так спешила попасть в свой «Носорог» поскорее, что не могла отказать Мирошкину в просьбе напоить его чаем. Ведь, во-первых, после того что между ними уже произошло сегодня, он имел полное право на как минимум получасовое прощание со страстными поцелуями в подъезде, на которые у промерзшей, голодной, перегруженной впечатлениями и знаниями девушки уже не было сил. Во-вторых, он также замерз, и было бы жестоко сразу отправить его к метро. А в-третьих, Мирошкин — какая предусмотрительность — во время ее второй пары сгонял в близлежащий магазин и купил все необходимое — пирожные, тортик и даже бутылку мартини с соком. Таким образом, Андрей освоил сумму, которую сам себе выделил на сегодняшнее свидание. Будь у них больше времени, чем им оставил Владимир Николаевич со своими нравоучениями, не позволившими — Мирошкин был в этом уверен — Саше прогулять дурацкие курсы, и эти деньги ушли бы на цветы, кино, перекус в неизменном Макдоналдсе и, возможно, на покупку девушке Cosmopolitan’a — ведь нельзя же допустить, чтобы она не была чем-нибудь занята, пока с ней рядом нет ее молодого человека. Пусть хоть журнальчик полистает!

Пройдя в комнату отдыха, Саша стянула плащ, села на диван и, не стесняясь, поджала под себя красные замерзшие ноги, заодно подложив под них такие же красные кисти рук. «Здорово ее скрутило, — подумал Андрей, — наверняка заболеет». Короткое платье сбилось, и глазам Андрея были видны голые бедра девушки, а между ними — белые трусики, слегка затемненные цветом колготок. Он опустился перед ней на колени и принялся покрывать холодные девичьи ноги поцелуями. Наверное, она думала сопротивляться, но вынимать рук из-под коленок так не хотелось. Андрей встал, скинул с себя куртку и накинул на плечи девушки. Потом он вышел в коридор, зайдя на кухню, поставил чайник и нашел старое стеганое одеяло, которым, как видно, Саша укрывалась во время сна. Вернувшись, на руках перенес Сашу в кресло, а сам принялся раскладывать диван.

— Осторожно, он сломан! А что ты делаешь? — к Саше, разомлевшей от тепла, начала возращаться жизнь.

— Спасаю тебя от простуды. В твоем состоянии нужно или принять горячий душ, или полежать в тепле. Что здесь с душем, я не знаю, поэтому пытаюсь отогреть тебя другим способом.

Он уложил девушку на диван, как она была — в его куртке, лег с ней рядом и накрыл себя и ее одеялом. Оба когда-то видели нечто подобное в кино, поэтому Саша, которой нравилось, что о ней заботились, была не прочь поиграть в это. Лежа, прижавшись к девушке, Мирошкин нашел ее губы и поцеловал. Она не сразу, но откликнулась на его призыв. Водя рукой по своей куртке, внутри которой трепетало желанное девичье тело, Андрей наткнулся на что-то твердое, лежавшее в его кармане. «Упаковки презервативов», — сообразил он и улыбнулся про себя. С этого мгновения его действия носили уже вполне целенаправленный характер. Через полчаса он овладел Сашей…

На кухне бился на плите давно вскипевший чайник. Андрей встал, надел трусы и джинсы, удержавшиеся на одной ноге своего хозяина в районе щиколотки, и пошел его выключить. В дверях он оглянулся. Саша лежала на боку уже без куртки, колготок и трусиков, шерстяное платье, безжалостно растянутое, сбилось выше пупа, отчего ее ноги казались еще длиннее. Она вяло улыбнулась ему и скинула ноги с дивана. Когда Андрей вернулся в комнату с чайником и двумя найденными в кухне чашками, Саша, в трусах и знакомой белой футболке, колдовала над своим платьем — слегка намочив, раскладывала его на журнальном столике, надеясь, видно, что шерсть сядет и примет первоначальную форму. Уцелевшие колготки были аккуратно развешены на стуле, рядом с которым стояли туфли. Увидев своего любовника, Саша завернулась в одеяло, Андрей налил себе и ей в чашки мартини, она добавила в свою сок, после чего молодые люди чокнулись и выпили «за нас». Когда девушка напилась чаю, закусив его пирожным, Мирошкин решительно подошел к ней и поставил на ноги. Одеяло упало на пол. После долгого поцелуя, во время которого рука молодого человека мяла ягодицы девушки, она принесла из кухни свой набор постельного белья и застелила им диван.

— Подушка одна. Потерпишь?

— Я не собираюсь сегодня спать, — Андрей выглядел очень решительным.

Они и вправду не уснули, если не считать состояния полузабытья, в которое оба впадали ненадолго, после каждого «раза». Саша предупредила Андрея, что в десять она должна открыть клуб, а перед этим ликвидировать «следы ночного преступления». Поэтому оба боялись разоспаться и проспать. До семи часов утра Мирошкин реабилитировался в своих глазах за «бездарно проведенное лето». Надо сказать, что идти к вершинам, когда-то достигаемым вместе с Лавровой, ему было несложно — Саша была великолепно сложена, что было ожидаемо, и явно получала удовольствие от процесса. Теперь, когда они были одни, голые в постели, налет провинциальности, бывший на ней, как будто исчез — Мирошкин, ни о чем не задумываясь, занимался сексом с красивой страстной брюнеткой, а ласковые слова, которыми она его награждала, в иное время показавшиеся бы ему деревенской чушью, теперь звучали как-то трогательно и даже стимулировали обладать девушкой еще и еще.