Книга Живая мишень - Тед Белл

— У тебя много богов, Ичи-сан?

— Фудо я знаю уже давно. Еще с детства. Для воина образ Фудо означает непоколебимость и решительность. Он тот, кто непреклонен, как скала.

Свет утреннего солнца залил сад. Аромат желтых вьющихся цветов был тяжелым и вызывал головокружение. Жасмин хотела бы опустить голову на колени Ичи и уплыть мыслями далеко за пределы этих стен. Но она не могла. У нее были плохие новости.

— Я только что получила известие от своего мужа, Ичи-сан. Его самолет вскоре покинет остров Сува. Он будет здесь уже сегодня, поздно вечером.

Ичи не отвечал. Он был поглощен искусством.

— Как жаль, — продолжала Жасмин. — Я думала, что у нас будет больше времени.

На заре следующего дня из дворца в путь отправлялись большие караваны слонов и верблюдов. Жасмин приняла меры, чтобы Ичи был тайно вывезен из крепости в одной из больших корзин, которые уже сейчас подтаскивали к ее стенам. Но сегодня силы безопасности наверняка еще раз, под тщательным присмотром бин Вазира, проверят каждую корзину, которая должна покинуть пределы Синего Дворца.

Ичи закрыл глаза и поднял голову, чтобы солнце осветило его лицо.

— Не вводите в заблуждение мое сердце. Оно непреклонно. Прибудет и другой день надежды, — сказал Ичи. Он открыл глаза. — Смотрите. Свет. Он ведь все еще виден в долине за стенами дворца?

— Я помогу тебе сбежать. Ты снова будешь вместе со своей Мичико, мой дорогой Ичи-сан. Я обещаю тебе.

Ичи нанес еще несколько мазков на полотно; кисточка в его руках напоминала крохотное крыло.

— Как ты определишь, что картина закончена? — спросила Жасмин через некоторое время.

Ичи взглянул на нее и улыбнулся. Ему понравился этот вопрос.

— Она никогда не будет закончена, просто придет время, когда ее придется оставить.

Наконец Жасмин поднялась. На мгновение женщина задержала взгляд на сентиментальном борце, который был поглощен искусством и своим горем.

— Рикиши уже убили американца? — спросила она его.

— Нам приказали ждать. До возвращения вашего мужа. Пытками он пока еще не сломлен. Его тело выдает лишь обрывки тайн.

— Но ты все еще приносишь ему еду, которую я передаю?

— Без нее он умер бы с голоду.

— Я до смерти устала от всего этого. Тюрьмы. Пытки. Все эти убийства.

— Все только начинается. Скоро разразится большая смертоносная буря.

— Ш-ш-ш! Слуги!

Ичи снова занялся своей картиной, нанося мазки то там, то здесь, дополняя образ жестокого бога Фудо Мио-о.

В саду появились две молодые женщины, они опустились на колени перед Жасмин и припали лицами к земле.

— В чем дело? Почему вы потревожили меня? — спросила их Жасмин.

— Письмо, о уважаемая. От американца. Он попросил нас передать его вам. Он сказал, что… что вы поймете и не будете на нас сердиться.

— Давайте сюда.

Жасмин взяла конверт из дрожащих рук служанки. Две молодые женщины тихо поднялись и растаяли в тени изящного сводчатого коридора. Она разрезала конверт ногтем и вынула две рукописные страницы. После прочтения опустила руку на огромное плечо Ичи.

— Да? — вздрогнул он, отвернувшись от картины.

— Прощальное письмо, Ичи-сан. Он написал его жене и детям.

Ичи увидел в ее глазах слезы горя.

— Очень сочувствую вашей боли, — проговорил он.

— Так же и твоя жизнь закончится, Ичи-сан. Это письмо напоминает мне твою живопись. Когда-то тебе придется оставить свою картину.

— Да, — заявил сумоист, — этот американец хороший человек. Он стойко перенес тяжкие мучения.

— О господи, — всхлипнула Жасмин, скрывая письмо в складках своих одежд, — да кто из нас не терпел мучений?!

45

Рэгд-Кис

Комар, который укусил Стокли в шею, теперь превратился всего лишь в маленькое красное пятнышко на левой ладони. В его правой руке сейчас был девятимиллиметровый пистолет покойного лейтенанта Пепе. А в самом «Глоке», в свою очередь, было тринадцать пуль со смещенным центром тяжести. За поясом у Стока хранился запасной магазин. Его глаза, нос, горло — все разъедал проклятый едкий дым горящего каучука и бензина. Он подкрался к тлеющему кусту пальметто и отломил обугленную ветвь. Мангровые деревья почернели от огня.

На поверхности воды — ничего, кроме лужиц горящего топлива и нескольких дымящихся спасательных жилетов.

— Росс! — зашипел Сток, все еще не рискуя встать в полный рост. — Эй, Росс! Что ты там натворил? Где ты, приятель?

Он подождал, уже не надеясь услышать ответа. Да, Росс скорее всего был там, на носу, с автоматом в руках. Навострив уши, он услышал, как дружище Сток кричит и колотит по днищу катера пистолетом, потом с громким плеском запрыгивает на борт. Росс мысленно сосредоточился на происходящем.

Тем временем Ножницы прокрался вдоль берега, подобрался к надувной лодке сзади и удобно расположился за мангровыми деревьями, чтобы выстрелить.

Ножницы положил гранатомет на разветвление одного из деревьев. Внимательно приглядываясь к лодке, он думал, куда бы пальнуть. Скорее всего, его взгляд упал на канистры, полные бензина. Да. А может, Ножницы решил грохнуть Росса прямо между лопаток. Медленно нажал спусковой механизм. Росс, возможно, тряхнул головой в эту последнюю секунду, пытаясь сконцентрироваться и выйти из оцепенения, выбраться из паутины морфия, и вдруг за его спиной — ЩЕЛК-УУХХХ!

Черт бы тебя побрал, Росс!

«Это ведь ты все по рекам шастал, а я был летчиком!..»

— Ну ладно, гад, держись! — закричал Сток, не желая больше скрываться, и вскочил на ноги. — Я иду за твоей шкурой! Что, хочешь выстрелить еще? Ну так стреляй! Потому что это будет твой последний выстрел!

Он стоял на берегу во весть рост, тяжело дыша от ярости.

Сток заметил следы засохшей крови на листьях и ветвях мангровых деревьев у воды, в том месте, где Ножницы, должно быть, целился из ручного гранатомета в Росса. Что-то блестящее попалось ему на глаза — какое-то пятно на корне, торчащем над его головой. Он дотронулся до этого пятна и отдернул руку, поняв, что это такое. Свежая кровь. Так значит, Фанча успела и его полоснуть, когда он резал ее. Во время борьбы. Вырвала на секунду из его рук ножницы, а может, хватанула по его роже ногтями. Неважно. Это уже что-то.

Теперь Сток успокоился — он знал, что ему нужно делать. Идти по кровавым следам.

Он шел вдоль берега несколько минут. А потом увидел более свежую кровь на ветви пальмового куста и двинулся в сторону зарослей. Он теперь крался, приостанавливаясь через каждые двадцать секунд, чтобы прислушаться к шорохам. Гудела мошкара, чирикали птицы. Квакали древесные лягушки. Крабы стремительно носились по песку. Солнце взошло высоко и уже припекало. «Жара и мошкара». А вот и еще свежая кровь в кустах на высохшей от росы траве, где он присел. Да где же ты, Ножницы? Неужто решил вернуться на свое корыто?