Книга Второе убийство Сталина - Елена Прудникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, Берия, единственный из всех, уже в самые последние минуты, вспомнил и позаботился о Светлане, приказав увести ее из комнаты. На него все посмотрели, но никто не шевельнулся, и ужас этой минуты, которую она наблюдала, так и остался с ней на всю жизнь.
И еще один пронзительный и трагический момент вспомнил в своих мемуарах Шепилов. Помните, как Сталин прощался с мертвым Лениным? Нечто подобное произошло и у его постели. Утром четвертого марта Сталину вроде бы стало легче и он даже начал приходить в себя. И тогда, заметив проблески сознания, Берия опустился на колени и поцеловал руку Сталина. Работал на публику вероятно… На какую публику?
Приговор врачей сразу был однозначным. Как вспоминает врач Чеснокова: «Была уверенность, что тут ничего нельзя поделать. Он стопроцентно должен был умереть! Тринадцать часов пролежал без сознания, никто ему тогда не помогал. Кровоизлияние в мозг было. (Это она думала, что тринадцать! — Е.П.) Мы приехали, когда он уже умирал. У него были полуоткрытые глаза, они едва двигались. Дыхание поверхностное, еле заметное».
Впрочем, приговор никого не удивил. Маленков попросил врачей насколько возможно продлить жизнь вождю. Вероятно, с точки зрения чисто человеческой это было неоправданной жестокостью, но с точки зрения государственной было очень нужно, чтобы оставшиеся могли подготовиться сами и подготовить страну к этой потере. Мало того, что Сталин отдал стране, которой руководил, всю свою жизнь — он должен был принести ей в жертву и свое право после такой жизни хотя бы быстро умереть.
Соратники дежурили у постели по очереди, попарно: Маленков и Берия, Хрущев и Булганин, Каганович и Ворошилов. Молотов был болен пневмонией, но, несмотря на это, несколько раз приезжал. Мясников вспоминает, что даже у постели вождя, когда он умирал, соратники стояли сообразно иерархии: впереди Маленков и Берия, затем Ворошилов, Каганович, Микоян, Хрущев у самых дверей (потом, однако, он вспомнит все это иначе). Впрочем, может быть, не сообразно иерархии, а сообразно мужеству, кто знает…
Так все это продолжалось до вечера 5 марта. Днем в Кремле состоялось заседание, на котором были распределены роли в правительстве СССР без Сталина. Затем все снова отправились на дачу.
Если о дне 1 марта свидетельств мало, то о последних часах Сталина кто только не рассказывал! «Кровоизлияние в мозг распространяется постепенно на все центры, — писала потом Светлана, — и при здоровом и сильном сердце оно медленно захватывает центры дыхания и человек умирает от удушья. Дыхание все учащалось и учащалось. Последние двенадцать часов уже было ясно, что кислородное голодание увеличивалось. Лицо потемнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемыми, губы почернели. Последние час или два человек просто медленно задыхался. Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент — не знаю, так ли на самом деле, но так казалось — очевидно, в последнюю уже минуту, он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившимися над ним. Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут — это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть — тут он поднял вдруг кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ и неизвестно, к кому и к чему он относился… В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела…
Душа отлетела. Тело успокоилось, лицо побледнело и приняло свой знакомый облик. Через несколько мгновений оно стало невозмутимым, спокойным и красивым. Все стояли вокруг, окаменев, в молчании, несколько минут, — не знаю сколько, — кажется, что долго».
Вспоминает Хрущев: «Все видели, что Сталин умирает. Медики сказали нам, что началась агония. Он перестал дышать. Стали делать ему искусственное дыхание. Появился какой-то огромный мужчина. Начал его тискать, совершать манипуляции, чтобы вернуть дыхание. Мне, признаться, было очень жалко Сталина, так тот его терзал. И я сказал: "Послушайте, бросьте это, пожалуйста. Умер же человек. Чего вы хотите? К жизни его не вернуть". Он был мертв, но ведь больно смотреть, как его треплют. Ненужные манипуляции прекратили».
Он везде и всегда хочет быть самым значительным, самым первым. Что это — отсутствие образования и культуры, свойство характера? Даже здесь — первый! Но ведь были и другие свидетели. Врач Г. Чеснокова вспоминала: «Мы делали массаж больше часа, когда стало ясно, что сердце завести уже не удастся. Искусственное дыхание делать было нельзя, при кровоизлиянии в мозг это строжайше запрещено. Наконец ко мне подошел Берия, сказал: "Хватит!" Глаза у Сталина были широко раскрыты. Мы видели, что он умер, что уже не дышит. И прекратили делать массаж». Это произошло в 21 час 50 минут 5 марта 1953 года.
Удивительно, что Берии никто это «Хватит!» в строку не поставил — что он-де приказал перестать оживлять Сталина, когда того еще можно было спасти.
Светлана попросила женщину-доктора причесать отца. Та причесала, стала закрывать глаза, но ни у кого не было пятаков, чтобы положить, тогда она долго держала пальцами веки покойника, и они почти закрылись. Пришла экономка, упала на колени возле дивана и зарыдала в голос, по-деревенски. Запершись в ванной, долго плакала медсестра. Страна еще ничего не знала — страна зарыдала на следующий день.
Вскрытие подтвердило, что Сталин умер от кровоизлияния в мозг и вдобавок с ним, вероятно уже когда он лежал без сознания, случился еще и инфаркт миокарда. Охранник Туков присутствовал при вскрытии. Начальник Санитарного управления Куприянов показал ему лопнувший сосуд, сгусток крови примерно с пятак, сказал:
— Вот эту кровь сразу бы ликвидировать… Человек бы еще жил…
Впрочем, и сегодня о такой возможности врачам остается только мечтать.
Оказалось, что и похоронить первого человека страны Советов толком не в чем. Почистили старый мундир, подшили обтрепанные рукава. Туфли были такие, что их попросили заменить, но оказалось, что других-то и нет. «Нет у него других», — сказал генерал из охраны и заплакал. После Сталина не осталось не только ценностей, но даже и личных вещей. Ворошилов прикрепил на китель Сталина Золотую Звезду, от которой тот отказывался при жизни.
Со всей страны правдами и неправдами люди ехали в Москву проститься со Сталиным. Константин Симонов, который должен был прийти в Колонный зал к трем часам дня, подошел только к пяти — два часа пробирался сквозь толпу. В первый день плохо организованное Министерство внутренних дел (вотчина уже снятого Круглова) не справилось с охраной порядка, произошла давка с жертвами. В последующие дни порядок был установлен железный. Люди по трое суток стояли в очереди, чтобы попасть в Колонный зал Дома Союзов, где был установлен гроб.
«…Мы снимаем головные уборы и заходим вовнутрь Дома Союзов и медленно поднимаемся по ступенькам. Звучит траурная музыка, слева и справа все заставлено венками из живых цветов. Входим в Колонный зал — это величественное творение гениального М. Ф. Казакова с 28 беломраморными колоннами. Мраморные колонны задрапированы красными полотнищами, хрустальные люстры затянуты черным крепом.
