Книга Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945 - Вольфганг Отт

— Это плохо?

— Да нет, черт возьми, но лучше зайдем попозже.

Они вышли на улицу. Рамер почесал живот и сказал:

— Ты, наверное, большой оптимист. Она ведь к тому же очень дорогая, а мы всего лишь мичмана.

— Ей наплевать на звания. По крайней мере, мне так кажется.

— А что же ей нужно?

— Наверное, приятная внешность.

— Ну, я в это не верю. Об этом и речи быть не может. Ее интересуют только деньги, и больше ничего, — сказал Рамер и снова почесал живот, на этот раз сильнее.

— У тебя что, блохи?

— Да нет. Я вот что хотел спросить: у тебя есть деньги?

— Мне хватит, — сказал Тайхман, скосив глаза на Рамера.

— Можешь одолжить мне немного?

— Только не на Лa-Жон.

— Очень жаль, — вздохнул Рамер. — Но если ты прав и ей нужны не деньги, а что-нибудь другое, то я и без денег проведу с ней вечерок. Другому бы она отказала, но только не мне.

— О себе я такого сказать не могу. Мне определенно нужны деньги. Она на меня и не взглянет, если у меня карман будет пуст. Так что много я тебе дать не смогу. Ты понял?

Рамер закурил сигарету.

— Что ты напишешь его родителям?

— О том, что мы отрезали ему ногу, я писать не буду. Напишу, что он был убит на палубе и умер мгновенно. — Тайхман произнес эти слова быстрее, чем говорил всегда.

— А какую дату ты собираешься поставить? Мне это нужно знать, поскольку я отвечаю за начисление жалованья.

— Ту, что нужно. Не думаю, что его родители смогут увидеть боевой журнал нашей лодки. Если они не откроют гроб, все будет в порядке.

— Я не думаю, что они его откроют. Я бы… Слушай, кто это?

— Ага, глаза вылупил?

— Боже милостивый, какая походка!

— Это самый красивый мужчина во всем немецком флоте. Его превосходительство Эренфрид Бертольд князь фон Витгенберг-Вайсенштайн.

— Откуда ты его знаешь?

— Это наш старпом.

— А как мне к нему обращаться?

— Ну, не на суахили же.

Старпом и вправду шествовал как принц. На нем была великолепно подогнанная синяя форма из дорогой саржи; обветренную шею оттенял воротник шикарной белой рубашки, открытый таким образом, чтобы были видны волосы на груди. На ногах были белоснежные теннисные туфли, почти полностью прикрытые широкими штанинами брюк. В левой руке он держал фуражку, как оперные певцы обычно держат шляпу, а правой размахивал тростью. Но самым поразительным в его костюме были знаки отличия. На левой стороне груди не было ничего, зато на правой красовался вышитый золотом немецкий крест, а в верхней петлице кителя, словно маятник, раскачивался на красно-белой ленте Железный крест 2-го класса. Из нагрудного кармана торчал кончик белого шелкового носового платка, сложенного в форме веера.

— Никаких оваций, господа. Как я выгляжу, я знаю. Ну, как вы провели свою первую ночь?

— В серьезных занятиях, читал Эрнста Юнгера.

— Прекрасно, прекрасно. А теперь, если меня не подводит зрение, вы посетили одно достойное заведение?

— Да, неплохое местечко. Но ничего из этого не вышло. Вы знаете Лa-Жон?

— Не имел еще удовольствия познакомиться с этой выдающейся особой, но слышал о ней.

— Зато наш командир уже имеет это удовольствие.

— Неужели? Он уже получил его или только собирается? Я имею в виду…

— Еще собирается. Они пока беседуют.

— Ага… беседуют. — Старпом взял себя за подбородок и потер его. — У меня появилась идея — почему бы нам не пойти и не посмотреть на них?

— Лютке это не понравится, — сказал Рамер.

— Ну а каково ваше мнение? — спросил старпом.

— Тогда пошли быстрее, — предостерег Тайхман, — пока они не поднялись наверх.

И они помчались.

Во время своего ускоренного марша к борделю они случайно толкнули майора авиации, который как-то нерешительно двигался в том же направлении.

— Черт побери, господа, — крикнул он. — Где горит?

— Мы спешим в бордель, господин майор, — объяснил Тайхман.

Майор вздрогнул.

— Возмутительно! — крикнул он им вслед. — Вечно флотские нас обходят!

— Он был бы очень рад присоединиться к нам, — сказал Витгенберг. — У него такой несчастный вид.

Они пришли вовремя. Старпом направился прямо к Лa-Жон, учтиво раскланялся, пробормотал часть своего имени и сказал:

— Je suis trex heureux de vous connaitre, madame.[9]

Ла-Жон кивнула. Старпом представил ей своих попутчиков. Тайхман впервые видел своего командира в такой растерянности. Лютке потерял дар речи и сидел, громко втягивая воздух крючковатым носом.

— Permettez, madame, que je m'installe a cote de vous?[10]— спросил старпом и уселся рядом с ней.

— Mais j'avais oublie de vous presenter mon capitaine.[11]

— Что он сказал?

— Он представил вас этой даме, господин капитан-лейтенант, — сказал Тайхман.

— Ну вы и наглец, Витгенберг, — произнес Лютке.

— Я не хотел оскорбить вас, господин капитан-лейтенант, — но если вам нужен переводчик…

— Мне не нужен переводчик.

— Mais votre prononciation est excellente,[12]— обратилась к старпому Ла-Жон.

— Это один из моих подчиненных, — объяснил ей Лютке по-немецки.

— Ma bouche sait encore autre chose que de parler francais,[13]— сказал старпом.

— Je veux bien le croire,[14]— улыбнулась Ла-Жон с видом львицы, которая еще не решила, какой кусок мяса сожрать первым.

— Что он сказал?

— Старпом сказал, что тоже умеет свистеть, господин капитан-лейтенант, — пояснил Тайхман.

— Что это означает? Чем он собирается свистеть?

— Ртом, конечно. А вы подумали — чем, господин капитан-лейтенант? — спросил Витгенберг.