Книга Я люблю Капри - Белинда Джонс

Я смотрю в меню, слова расплываются у меня перед глазами, и я ничего не могу прочитать. Когда приходит официант, я заказываю что-то на автопилоте и одним махом выпиваю бокал вина. В ушах все еще оглушительно стучит сердце. Видеть Люка — сладчайшая пытка. Я не рискнула лишний раз на него взглянуть — мои сияющие глаза выдали бы меня с потрохами. Но я не смогла сдержаться и обняла Ринго с безграничной нежностью. Я вспоминаю его комплимент. «Ты лучше всех обнимаешься, Ким. Маме не нравится, когда ее сильно сжимают», и мне невольно становится приятно, что мои объятия он предпочел объятиям родной матери. Конечно, если ты не любишь, когда тебя тискают, сжимают, словно тюбик с пастой, это вовсе не значит, что ты плохая мать, но все-таки… Я понимаю, о чем он. Некоторые люди обнимают тебя от всего сердца — они отдают тебе частичку себя. А другие только совершают телодвижения — я называю это «диетическое объятие». Их тела так пассивны, что не получаешь никакого удовольствия — будто обнимался с пустым мешком.

После ужина мама решает остаться с ПБ в отеле «Палас». Такси останавливается на Пьяцца Витториа. Я тоже выхожу, чтобы как следует обнять маму и пожелать ей спокойной ночи. Она смотрит на меня, будто хочет спросить: «Обнимаешь второй раз за день? Что происходит?»

Я вдруг задумываюсь, а что прежде чувствовала мама, когда обнимала меня? После ухода отца в своих чувствах к ней я колебалась между безразличием и враждебностью. В лучшем случае иногда можно было уловить намек на то, что я пытаюсь ее любить. Даже смешно, как легко и просто это получается у меня сейчас. Надеюсь, прошлое не вернется.

Я беру такси до Капри-Таун, выскакиваю на автобусной остановке и дальше иду пешком. Пересекая Пьяццетту, я замечаю менеджера «Луны», он пьет с друзьями вино.

Менеджер оглядывается и улыбается:

— Buona notte,[101]Ким!

— Buona notte, Альфредо! — улыбаюсь я в ответ.

Мне приятно, что он помнит, как меня зовут, и приятно назвать его по имени в ответ.

Недалеко от «Квизизаны» я встречаю официанта с идеально подстриженной бородкой, который обычно обслуживает меня за завтраком. — он идет со своей девушкой.

— Ciao! — улыбается он.

— Ciao. Франческо! — отвечаю я. Мне вдруг становится безумно хорошо — как будто я своя на этом острове.

Прогулочным шагом я направляюсь к «Луне», и мне приятно, что меня узнают и что мне здесь ничто не грозит. Я уверена — за мамой присмотрят, когда я уеду.

Когда я уеду? Если я уеду…

Я набираю полную грудь воздуха. Что бы ни случилось, со мной все будет в порядке. И жалеть я не буду. Может быть, даже сделаю татуировку на память!

Андреа, ночной консьерж, поворачивается ко мне спиной, как только я вхожу в холл. Ну и ладно, так не бывает, чтобы тебя любили все. Но тут Андреа оборачивается ко мне лицом — в руке у него полоска бумаги.

— Вам записка, синьорина Риз!

— Grazie. — Я беру сложенный листик. Разворачиваю его, только придя в комнату. Это от Люка.

Мое сердце устремляется в небеса.

«Встретимся завтра — в час дня у скал Фаральони».

Ну, вот, значит…

44

Вчера мне удалось придерживаться легкомысленного «Que sera, sera».[102]Сегодня у меня менее энергичная мантра: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть на этот раз он будет мой! Пожалуйста, можно я его себе оставлю! Я больше ничего не попрошу. Никогда. Пусть только он выберет меня!»

Вдоль кирпичных ступеней, ведущих к скалам Фаральони, растет багровый чертополох и нечто очень похожее на лук-резанец. В тенистых уголках под грудами сосновых игл прячутся высохшие корни, поджидая зазевавшуюся лодыжку. Чем ниже я спускаюсь, тем быстрее иду, даже ветви деревьев- тянутся к скалам, как руки.

Я понимаю, что почти пришла, когда слышу записанный на пленку голос экскурсовода, доносящийся из проезжающих автобусов, и радостный визг детей, играющих с морем в салки. Я спрыгиваю с последней ступеньки на то, что в здешних местах зовут пляжем, и оглядываю распластанные тела, заряжающиеся солнечной энергией. Люка не видно. Потом я замечаю уголок, скрытый от солнца и посторонних взглядов. Там он и сидит. Мое сердце словно взлетает на трамплине, и вдруг все внутри обрывается. По одному виду Люка можно сказать, что на душе у него камень, размером с Паваротти. Лицо непривычно осунувшееся. В глазах — смятение и отчаяние. Наверное, это и есть любовь.

Я спешу к нему, мне хочется распрямить его усталую спину и разгладить морщины на лбу. Но когда я подхожу поближе, меня охватывает странное отчуждение. Ничего больше не будет. Мы больше не проведем ни одной ночи вместе. Я вижу это по его понурым плечам. Так выглядит человек, у которого все силы — и душевные, и физические — уходят на то, чтобы заставить себя поступить правильно. У меня такое ощущение, будто морская волна сбивает меня с ног, и я не знаю, чего наглотаюсь, если попробую вздохнуть — воздуха или горькой морской воды.

Я чувствую искушение пройти мимо, но в этот момент Люка поднимает глаза, и я вижу короткую борьбу в его взгляде: он собирался быть рассудительным и преисполненным раскаяния, но через секунду он уже смотрит на меня с искренней нежностью и радостно улыбается. Я стою перед ним, я знаю, я на сто процентов уверена, что это он — Единственный и Неповторимый, тот, кого я искала всю жизнь. Я никогда не была так в чем-либо уверена, как в этом.

Но этого мало. На лице Люка опять появляется настороженность. Он разрывается на части. И это я заставляю его страдать.

Инстинктивно мне хочется обнять его, прижаться к нему, чтобы он почувствовал, как я его люблю, рассказать ему, как мне его не хватало, что я все время о нем думала, но вместо этого я сажусь на скалу напротив него и скромно складываю руки на коленях, словно я на собеседовании перед приемом на работу.

— Ладно, — говорю я с напускной храбростью. — Насколько я понимаю, будет больно.

Люка смотрит на меня. В глазах — тоска. Молчание. Боль.

Я не могу видеть его таким. Надо с этим поскорее покончить.

— Я так понимаю, мы прощаемся.

Черт, голос дрогнул на слове «прощаемся». Я перевожу дыхание, чтобы остановить слезы, которые вот-вот навернутся на глаза.

— Это из-за Нино, — говорит Люка, повесив голову. — Таня сказала, что увезет его в Англию, если…

— Ты рассказал ей? — ахаю я.

— Нет. Это было предупреждение. Но она подозревает. Даже ее сестра спросила меня, что происходит.

— Я и не думала, что другие тоже видят мультяшные сердечки, которые пляшут у нас над головами! — шучу я.

Мне хочется, чтобы он снова улыбнулся. Не срабатывает.