Книга Леди Удача - Бетина Крэн

— Но, Рейн, ведь фонари-то погасила все-таки я, своей рукой. Слезы покатились по ее щекам, он утер их. Он чувствовал, что жена освобождается от своих страхов, и испытывал неимоверное облегчение. Теперь остался только один воображаемый грех…

— Да. Фонари. Ты говорила, что это были обычные фонари с сальными свечками внутри? — Она кивнула. Он приподнялся на локте, пытаясь собраться с мыслями. — Чарити, эти фонари никак не могли быть поставлены на окно, чтобы служить путеводными огнями для лодки. В ту ночь бушевала буря, а в такую погоду свет обычного сального фонаря виден метров на пятнадцать, ну, положим, даже на тридцать. Но Гэр и Перси сами сказали, что лодку им пришлось вывести из бухты в море. Неужели свет этих обычных сальных фонарей можно было увидеть на таком большом расстоянии?

Чарити покачала головой, потерла висок дрожащими пальцами, отчаянно пытаясь постичь ход его рассуждений.

— Но если их поставили на окно не для того, чтобы они служили путеводными огнями, то зачем их оставили горящими в пустой комнате?

— Я не знаю. Может, для того, чтобы легче было найти дорогу к дому, когда они уже выберутся на сушу. — Он видел, что она примеривается к такому объяснению, поворачивает его так и сяк. — Чарити, подумай сама: вчера мы с тобой были на крыше, когда бушевала гроза — точно такая же, как в ту ночь, когда погиб твой отец, ты сама сказала. — Он сел, обнял жену за плечи, посмотрел ей в лицо. — Вспомни-ка. Видела ли ты хоть один огонек вчера, когда мы были на крыше? А ведь вокруг полно домов. — Он сильнее сжал ее плечи. Наконец она подняла на него полный муки взор. — Так видела хоть один огонек?

— Нет, — прошептала она.

Разумность этого объяснения, его логичность совершенно подавили ее. Надежда, которая едва теплилась в ее душе, расцвела в твердую уверенность. Не на ней лежала вина за гибель отца! Тяжкий груз, который давил ее так долго, вдруг соскользнул с плеч.

Она целовала мужа, заливалась слезами, смеялась, обнимала его. Незаметно он увлек ее на постель, осыпал ласками, и тела их соединились.

Он любил ее так, как изголодавшийся человек ест хлеб: жадно, страстно, поспешно. И она отвечала ему со всей пылкостью, на которую была способна… Это было пиршество взаимной любви.

А потом, удовлетворенные и довольные, они растянулись на простынях и скоро оказались в объятиях целительного сна.

Проснулись они только на следующее утро, очень поздно, от деликатного покашливания Эверсби. Рейн сел в постели, поспешно натянул одеяло на Чарити, которая тоже приподнялась и спросонья терла глаза. Оба были сильно удивлены появлением Эверсби в их спальне, и тем более его сияющим видом.

— Ваше сиятельство, госпожа виконтесса. — Эверсби поклонился Рейну, однако его широкая улыбка явно была адресована Чарити. — Продукт, который в соответствии с вашим приказом мы каждое утро пытались обнаружить, прочесывая доки, найден! И даже в количестве нескольких фунтов! — Эверсби хлопнул в ладоши, и лакей вкатил в спальню столик на колесах. На серебряном подносе красовались гроздья странных желтых продолговатых плодов. Они были черными на концах, с темноватыми подпалинами.

— Бананы! — Рейн, обернувшись простыней, соскочил с постели.

Чарити и Эверсби обменялись обрадованными, хотя и несколько недоуменными взглядами. И стали наблюдать за его сиятельством, который, как маленький мальчик, сначала протянул руку и неуверенно коснулся одного плода — настоящий ли? — и только потом взял его.

— Довольно-таки спелые, — заметил его сиятельство, надорвал один плод у конца, быстро содрал шкурку, запихал в рот едва ли не половину и содрогнулся от наслаждения. В мгновение ока он прикончил первый плод и сразу же схватил второй, затем третий.

Поедая четвертый, он взглянул на Чарити, которая сидела на краю кровати и наблюдала за ним. Он смутился — что же это он на глазах у жены и прислуги ведет себя как мальчишка? — и спросил:

— Так это ты приказала, чтобы нашли бананы?

Она кивнула. Он просиял и стал настаивать, чтобы она немедленно попробовала заморский фрукт, уверяя, что ей страшно понравится. Она откусила кусочек — банан оказался мягким, мучнистым, очень сладким на вкус. Она заставила себя проглотить вязкую массу, улыбнулась, объявила, что вкус у этих бананов очень «занятный», однако лучше будет, если Рейн сначала сам как следует насладится лакомством… Ну, он и стал наслаждаться, благодарно улыбаясь Чарити.

— Ангелы и бананы, — сказал он с удовлетворенной ухмылкой. — Должно быть, я в раю.

Глава 23

Чарити медленно спускалась по главной лестнице дома в переднюю. На ней было новое муслиновое платье с желто-оранжевым узором из веточек. Она остановилась на полпути, чтобы полюбоваться изящным изгибом перил из полированного красного дерева, белым мраморным полом и колоннами, золоченым карнизом, куполом потолка. Уютная, красивая, изящная передняя — в ее убранстве чувствовалась индивидуальность Рейна.

Пять восхитительных дней минуло с памятного бала. Первые три дня они с Рейном только и делали, что предавались любви, валялись в спальне, хохотали, ходили по дому в обнимку, гуляли в парке.

Но наступил четвертый день. Рейн, поднявшись ни свет ни заря, уехал в свою контору, и все в доме вошло в обычную колею. Затем явилась графиня Суинфорд с визитом. Просидела она всего четверть часа, как и положено, и беседа состояла из обмена любезностями, восхвалений в адрес шляпных мастериц и обсуждения вопроса, кто куда уезжает на лето. Но сама обыденность этого утреннего визита свидетельствовала о том, что виконт и виконтесса Оксли по-прежнему приняты в свете и их не станут сторониться из-за странного поведения на балу у Сазерлендов. Видимо, большой свет счел проделку Рейна следствием умопомрачения от любви и отнесся к нему снисходительно.

Чарити в задумчивости стояла на ступенях лестницы, когда внизу, в арке коридора, появился Брокуэй. Бедняга изо всех сил тянул что-то, пыжился, бормотал себе под нос. Чарити спустилась на несколько ступеней, чтобы посмотреть, в чем дело, и, разумеется, это оказался Вулфрам. Пес сидел на заду, упершись всеми четырьмя лапами в пол, и всем своим видом демонстрировал, что гулять не пойдет. Чарити поспешила вниз, помочь Брокуэю, но Вулфрам посмотрел на хозяйку виновато и продолжал упираться.

— Ну же, Вулфи, куда это годится! Если будешь так себя вести, мы не возьмем тебя в парк. — Пес ничуть не раскаялся, а уперся еще сильнее. Похоже, он обиделся на ультиматум хозяйки. — Очень хорошо. — Она взяла у Брокуэя поводок и потащила пса обратно в кабинет Рейна. В кабинете она склонилась над ним, чтобы отвязать поводок, не переставая бранить упрямое животное: — Как тебе не стыдно, Вулфрам! Хорошо, что хоть Рейна дома нет…

Тут из парадной донеслись голоса — какой-то гость явился в Оксли-Хаус. Чарити, возившаяся с узлом поводка, напряженно прислушалась. Вулфи поднял единственное ухо, повел носом, забеспокоился. И вдруг рванулся из ее рук с такой силой, что Чарити плюхнулась на пол. Вскочив, она с громким криком бросилась в погоню за псом, который успел выскочить в переднюю, и наконец нагнала его. Пес стоял и злобно смотрел на… Салливана Пинноу.