Книга Опоздавшая - Оливия Голдсмит

«Я хотела ребенка. Я заслужила его. Ему было бы хорошо со мной. Лучше, чем с его родной матерью». Здесь она остановилась. Она была смущена. Если бы она вырастила девочку, было бы той действительно лучше, чем в родном доме? А вдруг та все время тосковала бы по матери? Чувствовала бы себя неуютно, была бы аутсайдером, как она сама в детстве? Карен не хотела бы, чтобы те же чувства владели и ее ребенком.

Теперь к рабби присоединился кантор, и служба началась. Карен вынужденно призналась себе, что было что-то трогательное в традиции собираться вместе для того, чтобы приветствовать вступление нового поколения в ряды верующих. Прямо перед ней сидела семи- или восьмилетняя девочка. У нее была очень белая шея, а волосы закреплены заколкой с блестящими искусственными бриллиантами. Карен хотелось погладить ее. Интересно, если бы она завела ребенка, то стали бы они с Джефри ходить в храм? Сидели бы они вместе всей семьей в синагоге на Парк-авеню? Получали бы они от этого удовольствие?

Будет ли у нее когда-нибудь ребенок?

Она поглядела на сидящего рядом Джефри. Она не могла представить Джефри рядом со скинией, терпеливо проделывающим все те движения, которые выполнял Леонард. К своему удивлению, Карен очень растрогалась, глядя на маленькую группу, сидящую на каменных сиденьях. Это была церемония вступления, которую она сама не проходила. А вот Лиза позаботилась, чтобы Тифф прошла ее. Может быть, это поможет Тифф почувствовать себя приобщенной к вере.

Жаль, что Белл ничего подобного не делала для своих детей. Карен посмотрела на свою мать. Белл сидела необычайно прямо и с очень властным видом. Она выглядела так, будто это она отвечала за всю церемонию, хотя Карен знала, что Белл не принимала никакого участия в ее подготовке.

«А что бы сделала для меня родная мать? — думала Карен. — Сшила бы она мне платье для церемонии посвящения? Устроила бы меня в еврейскую школу? Может быть, водила бы меня на уроки по иудаизму?» Что делает ее родная мать сейчас, когда она сидит среди всех этих людей? Впрочем, какое это имеет значение? «Она для меня не существует, — уговаривала себя Карен. — Но если я не привязана к родной матери, то к кому вообще я привязана?» Она искренне ассоциировала себя с семейством Саперштейнов и Липских. Они старались, как могли, все сделать для нее и насколько могли — любили. Если это и не была всепоглощающая любовь, все же она была достаточно искренней.

Она взглянула на Тиффани, нервно кусающую свои губы. Карен вдруг почувствовала гордость за девочку, она была благодарна племяннице за то, что та надела ее жемчужное ожерелье. Благодаря этому у Карен возникало чувство приобщенности к происходящему. Сейчас Карен переполняло желание быть звеном в общей цепи, которая тянется из прошлого, проходит через нее саму и теряется в будущем. Она посмотрела на Тифф, которая, несмотря на свой жирок и щечки бурундучка, несмотря на дрянную одежду, в которую ее вырядили, казалась осененной особой значимостью торжественного момента. Когда рабби позвал ее на подиум, Тифф поднялась, и в этот раз ее высокий рост оказался очень к месту. В этом огромном пространстве ее фигура естественно и плавно двигалась к рабби. Парижские шоу, переговоры с Norm Со, разочарование с Луизой — все отошло на задний план. «Да, — думала Карен, — если у меня когда-нибудь будет ребенок, то я обязательно приобщу его к этой традиции». Карен чувствовала себя очень гордой.

Но такое состояние длилось недолго.

«Мученичество» — Джефри точно подобрал слово. И его предсказание сбылось. Карен сидела на обитом оранжевым вельветом сиденье неподалеку от скинии и пыталась не ерзать от неудобства, хотя все остальные заерзали. Тифф стояла на подиуме, и перед ней был развернут огромный, как лист ватмана с архитектурным планом, свиток Торы. Она бы с большим успехом могла по нему что-нибудь построить, чем прочитать, что там написано. Тифф довольно спокойно начала читать на древнееврейском. Карен ничего не понимала из прочитанного, как и большинство присутствующих, и поначалу казалось, что все идет хорошо. Но потом рабби — чисто выбритый человечек, очень похожий на патера Роджерса, — остановил ее и сделал небольшую поправку. Тифф промямлила что-то, и он снова поправил ее. Тифф повторила это место правильно и какое-то время продолжала читать дальше. Но затем он снова прервал ее и поправил.

Карен вспомнила, что когда-то слыхала: Тора должна читаться безукоризненно правильно. Но ведь всему на свете есть предел. Тифф прервала чтение, и тогда впервые среди присутствующих установилась мертвая тишина. Притихли даже дети прихожан. Тишина нагнеталась. И поэтому не было ничего удивительного в том, что когда Тифф начала читать Тору снова, то сразу же запнулась, и рабби тут же поправил ее. Тифф закатила глаза. Карен скрестила было пальцы, но испугалась — не сочтут ли это кощунством в синагоге. На следующей поправке Тифф бросила на рабби убийственный взгляд, повторила слово и замолчала совсем.

— Chama, — подсказывал ей рабби.

— Chama, — повторила Тифф и остановилась. Остановилась и застыла.

В следующие пять минут рабби читал за нее каждое слово и Тифф автоматически повторяла за ним. Неловкое смущение среди разряженной публики в синагоге стало переходить в шелест недовольства. Рабби подсказал очередное слово. Тифф повторила и замолчала. Карен взглянула на сестру, которая сидела рядом, около опустевшей скинии у подиума. На ее остекленевшем лице застыла чудовищная улыбка. Сидящий рядом Леонард кипел от возмущения. И тут Карен услыхала первый смешок. Ей показалось, что хихикнула Стефи, но она не была в этом уверена. Первый смешок был робким, но за ним раздались еще два, затем три, потом десятки хихиканий. Карен поглядела на Тифф. Ее лицо налилось кровью и стало таким же красным, как и ее платье. Раздались предостерегающие шиканья, люди подталкивали друг друга локтями. Хихиканье наконец прекратилось. О Боже, что они будут праздновать после такого провала?

— Белл, если ты хоть слово скажешь Тиффани, то я тебя задушу, — после гнетущего молчания изрек Арнольд.

Арнольд и Белл сидели между Карен и Джефри в машине, ехавшей из синагоги к месту приема.

— Ей угрожает ее собственный муж! — объявила Белл, словно они не слыхали сделанное предупреждение. Теперь уже каждый из них выглядел не лучше Арнольда. Церемония затянулась более чем на два часа. Джефри поглядывал на часы каждые тридцать секунд.

— Ты успеваешь на самолет? — напряженно прошептала Карен.

— Какой еще самолет? — спросила Белл.

Обычно мать не обращала ни на кого никакого внимания. «Такова моя удача, — подумала Карен, — надо же, что именно сейчас она услыхала, что я говорю. Придется сообщить ей об отъезде Джефри раньше, чем она сумеет сказать об этом Лизе». Карен огорченно вздохнула. Как ей еще удается делать карьеру и вести собственную семейную жизнь, когда только для того, чтобы управиться со своим взрывоопасным семейством, требуется полный рабочий день?

— Джефри надо сегодня же вечером лететь в Париж. Самолет вылетает из аэропорта Кеннеди.

— Значит, он улетит сразу после приема? — спросила Белл, — Разве есть такие поздние рейсы?