Книга Спиридов был - Нептун - Иван Фирсов

Теперь он заседал в Адмиралтейств-коллегии и, как прежде, часто по-дружески общался со Спиридовым. От Алексея Сенявина узнал Спиридов о трениях между императрицей и графом Иваном Чернышевым, который перестал появляться на заседаниях.

— Граф-то наставник у цесаревича, к нему государыня и благоволила небескорыстно, — рассказывал Сенявин дома, за чашкой чая, — предполагала, Иван Григорьевич будет у нее за соглядатая, а граф из другого теста замешан, наотрез отказался. Императрица и решила его удалить от Павла, назначила послом в Лондон. Ему там сподручно, британский флот для него был первой школой, а иховы капитаны первыми учителями.

Спиридов в тон приятелю продолжал разговор:

— Не без его содействия аглицкие капитаны к нам на службу просятся. Жалованье-то у них против наших капитанов вдвое больше, а ответу менее. У британцев строго судят моряков за промашки. Помните, Алексей Наумович, Бинга сердешного, по сути, без вины расстреляли.

— Но у них, слышно, капитанам вольготнее, капитаны командуют, — высказался Сенявин. — А как рапорт Грейга, настаивает он на своем?

Один из английских волонтеров, капитан Грейг, затеял переделывать на своем корабле оснастку, паруса с целью увеличить скорость корабля. При этом он доказывал, что у англичан каждый капитан по своему усмотрению вправе так действовать.

— Грейг — капитан опытный и похвально усерден, — ответил Спиридов, — что касается капитанских прав, то он одну закавыку упустил. Ежели у британцев капитан все переустроит и на деле ходу корабль прибавит, другая сторона, ежели прибавка незначительная, то с капитана всю неустойку взыщут сполна.

— А что с Грейгом-то? — заинтересовался Сенявин.

— Прыток он, до государыни добрался, все перелопатил, а толку немного. «Три Святителя» с ним гонялись, и ход почти равный. Все от ветра и диферента[45]зависит. На том и порешили, перемены по Грейгу не учинять и оставить все на прежних штатах. Нашенские корабельные мастера пропорции просчитывают не хуже аглицких. О том довелось мне пространную записку составить.

— На то ты, Григорий Андреевич, и верховод у нас на Балтике, главный флагман, за все в ответе.

Глава 7НЕХОЖЕНЫМИ ФАРВАТЕРАМИ К ЧЕСМЕ

За четверть века пребывания бывшего подпоручика Алексея Обрескова на берегах бухты Золотой Рог столица османов мало изменилась.

Те же многочисленные закоулки сведи кипарисовых рощ, амфитеатром спускающихся к бухте и окаймляющих ее полукольцом, строгая гармония дворцов, мечетей, древних акведуков, в которых угадываются следы прошлого, античности Византии на фоне затейливой роскоши мусульман.

У торговых причалов Галаты по-прежнему теснилась не одна тысяча больших и малых судов всех концов света. Левантийская торговля процветает морской составляющей, как и прежде, в Константинополе, Царьграде, а теперь Стамбуле.

Минувшие годы совершенно изменили жизнь захудалого в прошлом дворянина, неудачливого российского «фендрика» Алексея Обрескова. Очутившись со свитой Румянцева-старшего в Стамбуле, — Обресков вскоре почуял влечение к посольской работе и упросил генерала устроить его в русской миссии. Румянцев согласился и произвел его сразу в поручики. Обрескову повезло на учителей. Сначала его наставлял опытный Алексей Вешняков, а после его внезапной кончины шефствовал над ним молодой, но талантливый и весьма порядочный человек Адриан Неплюев, сын первого русского резидента в Турции.

Не повезло и Адриану. Через четыре года его хватил удар, и он, «атеист», как назвал его поп, отказавшись от исповеди, в одночасье скончался. И на его место заступил Обресков.

Пристрастившись к дипломатическому поприщу, он состоял теперь посланником III класса при султане, успел жениться и недавно похоронил любимую жену, Марию, по отцу — англичанку, по матери — гречанку. На руках у него осталось четверо детей...

Посольские дела Обресков вел солидно, достойно отстаивал интересы державы, невзирая на окрики из Петербурга. Чуть не вышло это ему боком. После прихода к власти Петра III в Константинополь полетела депеша: «Порта должна начать военные действия против Австрии, сделаться союзником Пруссии». Обресков донес в Петербург, что считает это дело пагубным для России. До этого долгие годы он выступал с антипрусских позиций.

Ответ из Константинополя читала уже Екатерина и «за сохранение чести и благопристойности двора» наградила Обрескова орденом Анны I степени...

25 сентября 1768 года Обрескову неожиданно назначил аудиенцию великий визирь, Хамаз-Паша. На душе у посланника было неспокойно: «Почему в Диване, а не в Порте?» Посланника обычно всегда принимали в Порте.

Два дня назад из Петербурга прислали перевод подстрекательных писем французов при крымском хане, с целью провоцировать беспорядки на границах Турции с Россией.

Тревога оказалась не напрасной. Прервав приветственную речь Обрескова на полуслове, великий визирь взмахнул руками:

— Довольно, достаточно мы слышали от тебя лживых речей! — И предъявил ультиматум: — Россия немедленно отводит свои войска из Польши.

Это был только предлог. Обресков наизусть помнил последний рескрипт Коллегии иностранных дел: «В польских делах ни слова, ни имя Ея Императорского Величества не могут сносить ни малейшей уступки». Так и ответил визирю.

Хамаз-Паша произнес слово «война».

— Россия не желает войны, — с достоинством ответил Обресков, — но она всеми силами ответит на войну, которую ей только что объявили.

Из Дивана Обрескова повезли под конвоем в Едикуле, Семибашенный замок, турецкую Бастилию.

Давно сгущались тучи над Югом России. Три года тому назад Турция, явно и тайно подстрекаемая французским двором, недовольная политикой Екатерины в отношении Крыма, исподволь начала готовиться к войне. Правда, Франция интриговала против Екатерины не только в Константинополе, где сидел ее агент «секретной политики» граф де Верженн. Еще в 1762 году в Варшаву назначили резидентом ловкача и проныру Эненна, который, в конце концов, инспирировал выступление против России польских конфедератов и ворошил эту зловонную кучу. В Швецию был отправлен граф де Бретель... Все они согласованно дирижировались из Парижа: снабжали деньгами и оружием поляков, подкупали турецких сановников, натравливали против России короля Швеции... Уж очень не хотелось терять Франции выгоднейший турецкий рынок и допускать Россию в Средиземное море, к странам Леванта.

А прямой угрозой этому было стремление России выйти к берегам Черного моря, так и не осуществленное еще со времен Петра Великого...

Еще в те времена в Париже ясно понимали: кто владеет Крымом, тот хозяин Черного моря. К сожалению, нынче в Кремле узколобые правители эту истину не замечают.

В 1767 году герцог Шуазель встал у кормила иностранных дел Франции. Одним из первых он вызвал к себе барона Тотта, способности которого Шуазель знал давно и ценил.