Книга Ледяное озеро - Элизабет Эдмондсон

Некоторое время они ехали молча. Солнце садилось, расцвечивая небо на западе красными полосами и превращая ледяное озеро в пламенеющий мираж.

— Вам, вероятно, было тяжело в довершение ко всему потерять еще и няню, — промолвил Хэл.

— Мы были в замешательстве, так что это было просто еще одним непонятным обстоятельством. Бабушка заявила, что большим мальчикам и девочкам няня не требуется, а у Утраты появится новая няня, которая не станет ухаживать за нами. Эдвин все равно должен был после Рождества уехать в школу-интернат. Она отправила в школу и меня.

— Жалеете?

— Нет. Неплохая школа. По правде сказать, она мне нравилась гораздо больше, чем следующая, которая была просто отвратительной. Видите ли, если мне в любом случае было суждено расстаться с Эдвином, то не имело значения, осталась бы я в «Уинкрэге» или уехала в школу. По крайней мере там у меня образовалась компания. Стыдно признаться, но я ужасно завидовала Утрате — тому, что она маленькая, сирота и получала гораздо больше внимания. Не от бабушки, конечно. Та всегда относилась к ней с презрительным снисхождением. Нет, от дедушки и тети Труди. Да и слуги тоже считали Утрату несчастной сироткой и очень с ней носились. Так что мне было лучше в школе.

— В Америке мало семей отправляют своих отпрысков в школу в восемь или девять лет. Они склонны держать их под крылом.

— Неужели?

— Они считают нас, англичан, жестокими — из-за того, что мы сплавляем своих детей из дома в интернаты.

— А вам было плохо в школе?

— Я терпеть ее не мог, но жаловаться не имело смысла.

— Если я выйду замуж и у меня появятся дети, я не стану отправлять их в интернат.

— Ваш муж может настаивать на этом.

— Я не выйду за такого человека. — Аликс засмеялась. — Подобный вопрос вряд ли возникнет. Не думаю, что когда-нибудь вообще выйду замуж, не говоря уже о детях. Того, что я насмотрелась из семейной жизни, довольно, чтобы отвратить меня от самой мысли.

Глава сорок восьмая

— А где Утрата? — спросила Аликс Урсулу, которая в холле обувалась в сапоги.

— Наверху, в детской, играет на пианино. Она сказала, что от всех этих рождественские гимнов и праздничных мелодий ей захотелось опять вернуться к Бетховену. На самом деле она играет гаммы. Попробовали бы меня заставить в каникулы упражняться. Правда, я не помешана на музыке.

Аликс поинтересовалась, не возражает ли Урсула, что ее оставили в одиночестве. Как-никак она все-таки гость, Утрата пригласила ее.

— Ничего, я к ней привыкла! — бодро заверила Урсула. — Когда на нее нападает музыкальное настроение, ее ничем не проймешь. Сомневаюсь, что даже леди Ричардсон сумеет оттащить ее от фортепьяно. А иначе, у меня тут есть одно дело, так что я не возражаю. Честное слово, Аликс.

«Она думает, я переживаю, создаю ажиотаж, — решила Аликс. — Для нее я взрослая, озабоченная только хорошими манерами, тем, что положено и что не положено. В общем, зануда».

— Идешь кататься на коньках? — спросила она Урсулу, которая надевала пальто.

— Сейчас — нет.

А вот теперь Аликс вела себя как любопытствующая взрослая.

— Какая хорошенькая шляпка и шарф!

Урсула хихикнула.

— Не такая хорошенькая, как та, что вы мне подарили, но она наверху и слишком хороша для сегодняшней прогулки. А эти вещи принадлежат милой Розалинд, она оставила их здесь в Рождество. Я возьму их с собой, когда соберусь домой, а пока поношу. Кажется, они из ангоры или мохера, с шелком. Немного не сочетаются с моими волосами, зато теплые.

Забавная девочка. Аликс спросила себя, что замышляет Урсула, что означает таинственное «одно дело», которое ей надо выполнить. Свидание? Едва ли. К тому же непохоже, чтобы девочка испытывала особый энтузиазм в отношении своей задачи, в чем бы та ни состояла. Ну да это ее не касается.

Мысли об Урсуле прервал телефонный звонок, раздавшийся через несколько минут. Звонила Мэвис.

— Я тут подумала о ваших вопросах насчет миссис Невилл. Я ведь знаю, как ее светлость леди Ричардсон старалась убрать следы вашей матушки. Мне такие выкрутасы казались странными, но кто я такая, чтобы высказываться? Ну так вот, мы с мисс Труди перебрали все ее вещи и отослали одежду в благотворительные организации. Но только там имелись и другие личные вещи. Не письма — ими леди Ричардсон сама занималась. Просто повседневные вещи, которыми пользовалась ваша матушка. Никому бы они не пригодились, и я решила их не выбрасывать.

Аликс затаила дыхание.

— Вы их оставили?

— Нет. Мисс Труди велела мне выбросить, но, должна признаться — а я никогда не рассказывала об этом ни одной живой душе, — что не могла заставить себя сделать это.

— Куда вы их дели?

— Отнесла на чердак. Ни у кого нет причин там шнырять, даже старой Липп. То, что я утаила, вряд ли будет вам очень полезно, разве что воскресит какие-нибудь воспоминания. Но там было что-то вроде портфеля. Полагаю, ее светлость забыла о нем или сложила в него неважные бумаги, чтобы потом все вместе выбросить. Но я украдкой в него заглянула, и там оказалось несколько фотографий. Личных. Может, вам захочется их иметь. Если, конечно, портфель все еще на месте, а это вопрос — ведь дело было очень давно, а мало ли что могло случиться.

— Вы помните, на котором чердаке?

— Помню, что довольно странно после стольких лет. Они там все пронумерованы, комнаты, раньше они предназначались для слуг. Я спрятала его в комнате номер пять. Там большой буфет и маленький — возле камина. Портфель в маленьком.

Фотографии ее матери! Находились в доме все это время!

— Алло? Вы меня слышите?

— Да, Мэвис. Не могу выразить, как я вам благодарна. Я сейчас же пойду наверх и посмотрю.

— Сходите. Но послушайтесь моего совета: сделайте это тайком, идите, когда Липп не будет поблизости. Пусть все это и давние дела, как я сказала, но — готова прозакладывать мою лучшую воскресную шляпку — леди Ричардсон не хочет, чтобы из тех времен что-либо выплыло наружу. И вы ничего не слышали от меня о буфете!

Аликс засмеялась и сказала: нет, если кто-нибудь узнает и станет допытываться, она ответит, что это было простое любопытство.

Утрата осторожно проскользнула в гостиную, рассчитывая не привлекать к себе внимания. Аликс догадывалась, что, с головой уйдя в музыку, она, очевидно, потеряла чувство времени. Сестра даже не забежала вымыть руки или причесаться, посчитав, что лучше явиться неаккуратной, чем опоздать.

Старания Утраты пропали даром: орлиные глаза бабушки остановились на ней.

— Где ты была, Утрата? Чем занималась? Ты не причесалась и, рискну предположить, не вымыла руки. Сколько раз я должна повторять, чтобы ты отводила достаточно времени на то, чтобы привести себя в порядок перед едой? А где Урсула?