Книга Железная скорлупа - Алексей Игнатушин

Послышался изумительный запах, сердце скакнуло, боль в обмороженных пальцах исчезла. Элейна в великолепном красном платье, чарующе улыбаясь, приблизилась. Тепло женского тела растопило в крови кристаллы льда, Гингалин, любуясь прекрасным лицом в обрамлении черных шелковистых волос, улыбнулся лукаво: Элейна со сладкой улыбкой смотрела, как он припал на колено.

— Леди, я в вашей власти.

Глава седьмая

Гингалин сладко потянулся на шелковых простынях: легкий ветерок колыхал кисейный балдахин, сквозь ткань сияло ласковое солнце. Слух услаждали птичьи трели и журчание воды, от дивных ароматов кружилась голова.

Кровать стояла в середке цветущего сада, баюкающего шелестом листвы, от деревьев веяло блаженной прохладой. Здоровый крепкий сон испарил усталость юноши.

Рыцарь с удовольствием разглядывал на своем мускулистом теле едва заметные линии шрамов. Врачевание Элейны выше всяких похвал! Тело полно энергии, хочется плясать, скакать во весь опор, поражать демонов.

Гингалин усмехнулся, закрыл глаза. Кровь забурлила: телесной мощью лучше распорядиться по-другому.

Рядом зашелестела простынями прекрасная женщина, рассыпая по подушке волну черных волос. Сквозь ткань покрывала просвечивало изумительное тело. Рыцарь, вдохнув пьянящий аромат ее волос, потерся щекой о шелковистое плечико, застыдившись, отстранился, поскреб колючую щетину на подбородке. Плечико приласкал поцелуем, и Элейна в полусне улыбнулась. Гингалин окинул жадным взором роскошные формы, в низу живота запылало.

Небрежно, горя от желания и неловкости, он отбросил невесомое покрывало, придвинулся к Элейне, увидел в ее глазах смешинку и приглашение.

Бережно накрыл ладонью пышную грудь, напряженные соски жгли пальцы, словно хватался за угольки. Челюсти заломило от острого желания, и сосок исчез во рту. Волшебница томно вздохнула.

Гингалин притянул женщину к себе, оказавшись сверху, замер, наслаждаясь теплом ее тела, покорного, трепетного, нежного, словно медовое облако. Упиваясь сознанием мощи, овладел черноволосой колдуньей, возбужденный сладкими стонами и легкой болью оцарапанной спины.

Пришлось прищуриться, чтобы разглядеть улыбку Элейны. Перед ним простирался обеденный стол непомерной длины, скатерти не видно под серебряными блюдами с отменными кушаньями, украшенными затейливо.

Слуга-невидимка поставил перед рыцарем серебряное блюдо, из-под снятой крышки пыхнуло густыми клубами пара. На золотистой кожице жареного гуся блестели янтарные капельки сока, зелень радовала глаз. Гингалин нетерпеливо разрезал птицу, положил кусок в рот, почти застонал от нестерпимого удовольствия. Ломти мяса таяли на языке, заливая рот сладкой слюной.

Убрав скелет гуся, невидимка заботливо плеснул в золотой кубок багряного вина с тонким, дивным ароматом, затем раскрыл перед рыцарем блюдо телятины, рядом поставил серебряную соусницу, полную густой, красной жидкости. Рыцарь разрезал ломоть превосходного мяса на ровные кусочки, полив соусом, подарил пище вкус огня, а горение языка потушил холодным вином.

Затем он покромсал кабанью ногу, досадуя на нож и вилку, что задерживали насыщение желудка. Мясо растаяло во рту. Подхватив новый кусок, шумно зачавкал, через губу потек сок, слизнул языком, испытывая незнакомое удовольствие.

Вино наполнило тело мощью, чувства обострились, четче стали запахи, вкус мяса и приправ.

— За моего доблестного рыцаря, — донесся с противоположного конца стола звонкий голос.

Гингалин, проглотив кусок, заляпанными пальцами ухватил кубок:

— Во славу прекрасной дамы Элейны!

В ответ прозвучал серебристый смех, вызвавший щекотку.

Гингалин, отбросив приборы, распотрошил пальцами осетра, запихивал в рот куски белого мяса, сладко причмокивая, закатывал глаза.

Перепелов он прожевал вместе с косточками, прислушиваясь к смеси вкуса нежного мяса и сладкого костного мозга, а от голубей в сладкой подливе сознание поплыло, блаженно качаясь на незримых волнах. Гингалин откинулся на спинку кресла, сыто рыгая, с глупой улыбкой уставился на синее небо, яркий яичный желток. Звуки сада — шелест листвы, скрип ветвей и трели соловьев — сливались в баюкающую какофонию.

Ноздри затрепетали от запаха дивных фруктов, поставленных на стол слугой-невидимкой. В животе стало легко, словно пища давно переварилась. Он сжал пальцами плод, настолько сочный, что потек сок. Солнечная плоть растаяла во рту, рыцарь облизал пальцы, затем стал жадно хватать руками фрукты. Ягодами перемазал рот, как шут.

Гингалин сыто отвалился на спинку кресла, блаженно отдуваясь, вслушивался в послевкусие. По воздуху прилетел золотой таз — прохладной волной рыцарь ополоснул руки, рот, а влагу с кожи выпило мягкое полотенце, поразительной чистоты и свежести.

В кубок ударила янтарная струя. Гингалин мелко отпил, причмокнул. От сладкой сытости щурился, мышцы стали мягкими.

«Как хорошо! Спокойно, уютно!»

— Леди Элейна, надеюсь, подобные пиры будут повторяться хоть раз в неделю, — сказал он с усталой хрипотцой, не сомневаясь, что волшебница услышит.

— Пиры? О чем вы, мой спаситель? — удивилась колдунья. Бриллиант в венце сверкал звездочкой. — Обычная трапеза, кою будете вкушать ежедневно.

— Замечательно! — рассмеялся рыцарь.

Послеобеденное томление кончилось, рыцарь встал. Элейна с улыбкой оперлась на его руку, и пара направилась в глубь изумрудного сада. Стол неспешно растворился в воздухе.

Глаза колдуньи загадочно, влажно блестели, жар ее стройного тела сводил рыцаря с ума.

Гингалин сорвал алый цветок с напитанными солнечным светом лепестками, по краю мерцали золотистые крапинки.

— Примите скромный дар… из вашего сада.

Элейна засмеялась, отчего сердце рыцаря, расправив крылья, упорхнуло в поднебесье.

— Нашего, мой спаситель, — сказала волшебница, — нашего сада.

Она прильнула губами к его щеке, он сладко содрогнулся. Аромат черных волос вновь закружил голову, в груди запылал пожар жарче адского пламени, но в сто тысяч раз приятней.

Элейна задохнулась в жадных объятьях, рыцарь терзал поцелуями стройную шею, губы, щеки и волосы, затем грубо рванул платье, и красная ткань, треснув, слетела ненужной шелухой. Ослепительная белизна девичьего тела привела его в ступор.

Мелькнула пугливая мысль, что зашел далеко, с дамами так не поступают, но волшебница понимающе рассмеялась, в ее взгляде читался призыв.

«К черту! Женщина есть женщина, и делать с ней надо одно, не надо ничего придумывать!»

Рыцарь отбросил чепуху этикета, ладонями сжал упругие ягодицы.

Ночь перемигивалась звездами, крупными, с кулак размером, очень яркими. Сад заливало серебряным светом луны, в листве деревьев горели холодные голубоватые огоньки, а траву усыпали золотые угольки. Зеркало пруда, дыша прохладой, отражая ночное небо.