Книга Полигон - Николай Гуданец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожалуй, если бы Тарпиц не приказал, она ни за что не легла бы с криворотым. Хотя тот ухитрился невесть чем задеть ее за живое, поди разбери как. С того недавнего дня, когда он впервые появился в столовой, каждым вечером перед сном ей невольно вспоминался его сощуренный взгляд, то мягкий, то царапающий, почему-то приходили на ум незначащие слова, которыми они перекидывались за день.
Вчера перед его приходом она пошла в ванную и, стоя под душем, придирчиво разглядывала себя в забрызганном зеркале, поворачиваясь то так, то этак. Гадала, нравится ли она ему, такая вот дебелая и сисястая, может, он худеньких предпочитает. Собственные увесистые груди ее смущали, куда лучше аккуратные маленькие титечки, можно без лифчика ходить. С досадой она отвернулась от зеркала, вспомнилось, что монашествующим строжайше запрещено взирать на свою наготу. Пускай не в монастыре, все равно ее предназначение быть невестой Харашну. Она продолжала ею быть даже теперь, после того как она похабно изменила Ему с криворотым. Хотя на все воля Его, быть может, Он сподобил ее заранее узнать, какие невероятные наслаждения ожидают ее в небесных садах.
Прежде никогда и ни с кем ей не было так потрясающе сладко, так привольно и просто, ни капли страха, наоборот, хотелось еще и еще. Когда под утро настырный криворотый совсем умаялся и уснул, она долго сидела на краю постели, глядя на его безмятежное костлявое лицо, а в прикроватной тумбочке лежал инъектор, который дал ей Тарпиц. Проще простого, тихонечко приложить к его голому плечу, нажать на клавишу, и все. Вечером перед его приходом она нисколько не сомневалась, что сделает это не моргнув глазом. А теперь почувствовала, что не может, никак не может после того, что испытала с ним, сделать ему укол. Даже ради того, чтобы наконец вырваться с проклятущей Тангры. Пускай Тарпиц попробует сам, если так хочется.
Захотелось пить, она протиснулась ощупью к фонтану, свесилась через бортик и жадно, с прихлюпом стала хлебать воду. Потом блаженно растянулась на жестком полу. Есть хотелось тоже, но тут уж ничего не поделаешь.
Мало им было сделать ее стукачкой и послушной блядью, теперь ей велели взять на душу грех смертоубийства. Известное дело, стоит дать дьяволу палец, сграбастает всю руку.
Впервые дьявол явился в образе молодого человека с маловыразительным лицом и вкрадчивыми манерами, похожего на клерка средней руки. Да он таковым и был, просто тянул служебную лямку не в банке или муниципалитете, а в секретном ведомстве. Появившись на экране комфона, он заявил, что ему очень, ну просто очень нужно познакомиться с ней и задать несколько важных вопросов, этим она окажет ценную услугу правительству, надеется, она все прекрасно понимает и никому не расскажет об этом разговоре. Послать его подальше не хватило духу, притом ее разбирало любопытство, она совершенно не могла себе представить, зачем ее вызывают.
Первую встречу дьявол назначил вечером в задрипанном офисе мелкой туристической фирмы. Очень вежливо стал задавать пустяковые вопросы о некоторых ее знакомых, предложил рассказать поподробнее об их привычках, склонностях и круге общения. Побеседовав эдак с полчаса, рассыпался в благодарностях и попросил увидеться через шесть дней, в то же время и на том же месте. Она даже почувствовала легкое разочарование, нафантазировала себе невесть что, а речь пошла о всякой ерунде, ничего такого особенного.
После нескольких встреч и бесед в том же духе дьявол предложил ей, раз уж она добровольно помогает его ведомству и дает ценную информацию, оформить сущую мелочь, а именно дать согласие на сотрудничество в письменном виде. Так у нас, мол, заведено, сами понимаете, начальство просит. Что ж, она решила не артачиться и написала под его диктовку обязательство. По молодости, по глупости чего не сделаешь, а терпеливо, шаг за шагом обрабатывать и втягивать в свою паутину они умеют, ничего не скажешь.
Учтиво улыбаясь, молодой клерк предложил ей избрать псевдоним, и она по странному шутливому наитию вдруг сказала: «Монахиня». Милостивый Харашну, ведь у нее тогда и в мыслях не было пойти в монастырь, наоборот, они с Инзуром совсем недавно решили пожениться. Хорошо, сказал клерк, здесь в углу напишите свой псевдоним, а внизу поставьте подпись и укажите дату, будьте добры.
Положив подписанный ею листок в папку, дьявол и вдруг резко сменил тон с любезного на подчеркнуто приказной и велел ей рассказать об отношениях с Инзуром. Вот тут-то она и поняла, что влипла, теперь никуда не денешься. Оказывается, завербовали ее из-за будущего мужа, все предшествующие чепуховые разговоры дьявол вел для отвода глаз, ради того, чтобы получить от нее расписку.
Хотя кто его знает, с тех пор она перевидала множество этих сволочей, все разные, и все на одну колодку. О чем только они ее ни расспрашивали, диву даешься, зачем им это надо знать? Всех их отличала коварная манера среди пустопорожней болтовни спрашивать о чем-то для них крайне важном, будто бы невзначай, а потом въедливо допытываться, уточнять, копаться в деталях. Нипочем не разберешь, то ли они тешат собственное досужее любопытство, то ли действительно их поганое ведомство старается знать подноготную каждого, на всякий случай, мало ли что.
Она возненавидела мужа еще и потому, что приходилось про него рассказывать этим сволочам под диктофон, а потом как ни в чем не бывало ложиться с ним в постель. Хотя ведь ничего такого особенного по их части за Инзуром не числилось, не шпион и не террорист, просто известный человек, имеет влияние на публику, значит, необходимо накапливать о нем информацию. И они старательно дознавались у нее, с кем он дружит, а кого не переваривает, как проводит свой досуг, чем увлекается, какие имеет привычки. Эта двойная жизнь прямо с ума ее сводила, перекручивала, разламывала изнутри. Может, не будь этого, сложилось бы иначе. Хотя нет, о разводе она ни капельки не сожалеет, осталось лишь пятно на совести оттого, что приходилось быть при собственном муже стукачкой.
Экая дуреха, возомнила, что если уехать как можно дальше, в несусветную глушь, то они оставят ее в покое. Как бы не так! Ни в больнице, ни в монастыре, ни в гарнизонной столовой — нигде они ее в покое не оставят, сволочи поганые, они всегда будут вызывать и выспрашивать, будут требовать уточнений и подробностей, прикажут разузнать побольше, обольстить, переспать, а потом поделиться впечатлениями. Будут дотошно выведывать о муже, о знакомых, о любовниках, об игумене, о наставнице, о молитвенных практиках, о том, кто как трахается, кто с кем трахается, да будь они все прокляты, трижды прокляты!
Сегодня на рассвете она сидела в кресле, пристально разглядывая спящего в ее постели мужчину, и совершенно не понимала, почему сумасшедшему криворотому вынесли приговор. Он и не подозревает ни о чем, крепко спит, его костистое лицо разгладилось и помягчело, а в тумбочке лежит инъектор. Она пыталась раззадорить себя, распалить, возненавидеть этого сумасшедшего рыбоглаза с его длинным и крепким, возненавидеть себя за то, что осквернила свое предназначенное Богу лоно, и выполнить приказание. Сволочи поганые, превратили ее в доносчицу и блядь, подстилку и подтирку, а теперь вот один из них, уже который по счету, ею попользовался всласть, рыбоглаз проклятый, дьяволово семя, и уснул себе преспокойненько. Ведь наверняка за ним числится немало, если свои же решили от него избавиться. Ее дело подневольное, чей приказ, на того и тяжкий грех перейдет, а она получит деньги, разорвет контракт и уедет отсюда. Нет, не поднималась рука достать инъектор из тумбочки.