Книга Нуар - Андрей Валентинов

Мужчина согласно кивнул:

– Понял. Опасаетесь второго. Верить не верите, но хотите перестраховаться. Ладно, слушайте!..

Поблек желтый свет фонаря, пропали тени. Мигающий серый сумрак.

Он и она.

Затемнение

Эль-Джадира
Февраль 1945 года

– Мы живем в очень разных мирах, Зоя Ивановна. Ваш страшен, но по-своему велик. Мой – мелок и мерзок. Мы в тупике, а впереди, скорее всего, катастрофа. Очень многие мои современники это понимают, некоторые – пытаются изменить. В Настоящем все прогнило, единственный выход – воздействовать на Прошлое. Но с точки зрения физики это невозможно. Реальное Прошлое пока недостижимо, кроме того, всякое изменение уничтожит того, кто его осуществил. Парадокс: «Убей свою бабушку!» Остается вмешиваться в историю чужих, пусть и подобных нашей, реальностей. Мне это неинтересно, для меня мой мир – единственный, остальные – лишь его отражения. Какой смысл менять картинку в зеркале?

– Зачем же вы здесь?

– Чтобы попытаться изменить мой мир, не ваш. Теорию не изложишь за минуты, сошлюсь на практику. Есть История, – и есть человек, который ее наблюдает. До Колумба человеческое Прошлое было меньше ровно вполовину. Для людей Старого света не существовало истории майя, тольтеков, ольмеков и еще десятков народов. Что изменилось 12 октября 1492 года? Мир остался прежним, люди-наблюдатели тоже.

– Изменилось? Колумб приплыл в Америку.

– Именно. Изменилось точка, откуда ведется наблюдение. И люди обнаружили, что их Прошлое куда богаче и сложнее, чем они думали. Это и есть самая простая модель. Если удастся то, что я задумал, то в идеале мир раскроется, как цветок, появятся несколько лепестков-реальностей, связанных между собой. Каждый лепесток будет иметь свой вариант Истории, но он станет частью Новой Истории – общей для всех. В мир, где победили Колчак и Деникин, можно будет попасть, просто купив билет.

– Вы сумасшедший, как и Рич, но в вашем безумии есть логика. Признаться, она меня не слишком радует… К сожалению, то, что задумал Тросси, тоже чрезвычайно логично. Я подумаю, хорошо? А что будет с Ричем? С Ричардом Граем?

– Что будет завтра, не знаю. А сейчас я уйду, и он свалится вам в объятия, правда, в несколько пришибленном виде. Если надо, оттащите его к врачу, а лучше влейте пару стаканов коньяка. А еще лучше – оставьте в покое. Надеюсь, у парня хватит ума не верить ни одному вашему слову!

– Слова не всегда нужны.

– Угу. Если есть хорошая обувь и шелковое белье. Счастливо оставаться, товарищ капитан!

– Четверть века без вас определенно пошли на пользу вашему alter ego. Только с чего вы взяли, что виртуал – именно он?

Крупный план

Эль-Джадира
Февраль 1945 года
Сон

Генералы обедали. Неспешно, основательно, тщательно прожевывая и аккуратно глотая. Алюминиевые ложки постукивали о металл больших тяжелых мисок. Повар в серой форме и ослепительно белом фартуке стоял на подхвате, чтобы не опоздать с добавкой, ушлые репортеры деловито щелкали «Лейками». Генералов не смущала суета. Они обедали. Питались. Принимали пищу. Новые чистые гимнастерки, застегнутые на все пуговицы, звезды в петлицах, выбритые до синевы щеки.

– Mein Gott! Oh mein lieber Gott! [56]– еле слышно вздохнул Липка. – И не подавятся!

Я незаметно сжал его руку. Пехотный майор Вермахта, изъясняющийся по-русски прямо в штабной столовой 9-й танковой дивизии – сам по себе нонсенс. Но у Фёдора – Теодора фон Липпе-Липского – по крайней мере, документы не фальшивые. Предъявлять же то, что лежит у меня в нагрудном кармане, можно лишь в крайнем случае, и то предварительно расстегнув кобуру.

Табельный «Вальтер» я убрал подальше, заменив его привычным «бельгийцем» Browning M1906. Пока, вроде, не заметили.

…Ерунда! Я никогда не надевал немецкую форму! Никогда! Но почему я это все вижу? Это чушь, этого никогда не было!..

Генералам между тем подали второе, что вызвало оживление у сотрудников 691-й роты пропаганды, окруживших стол. Снова щелчки камер, негромкие команды, деловитая рабочая суета. Генералам это нисколько не мешало. Они обедали. Питались. Набирали калории.

Слева – бывший командующий 12-й армией РККА Понеделин, справа – бывший командир 13-го стрелкового корпуса Кириллов. В петлицах – по две звезды, если вместе сложить – восемь штук, на целое созвездие хватит.

Уманский «котел» перестал существовать. Две армии погибли, убитых не смогут пересчитать и через семьдесят лет. Фронт прорван, гансы форсируют Днепр, а этим двоим немецкий повар наливает тягучий розовый кисель.

– Ich kann nicht mehr! [57]– Липка поморщился, поправил туго застегнутый ворот. – Сейчас, ей богу, стошнит!..

Стоящий рядом ефрейтор с фотокамерой взглянул на нас с явным интересом. Наверняка понял и взял на заметку. Может, прямо отсюда козликом поскачет – докладывать по начальству. Надо бы заняться этим ушастым, пока не добежал до ближайшего контрразведчика…

Нет, не надо! Нам с Фёдором глубоко плевать – и на ефрейтора, и на контрразведку, и на саму Смерть.

Бывший штабс-капитан Алексеевского полка Фёдор Липа погиб в июле 1942-го под Старобельском.

Бывший штабс-капитан Алексеевского полка Родион Гравицкий погиб в июле 1944-го на плато Веркор.

Ни хрена они нам не сделают! Но, черт возьми, почему я здесь? Почему я это вижу? Это не мое! Не моя память – и жизнь не моя!

– Lass uns gehen! [58]

Во дворе было посвободнее, хоть и не намного. Посреди – крытый грузовик с большой белой буквой «К» на борту, возле забора – два десятка пленных под конвоем скучающих тыловиков, очередная пожива для стервятников-«пропагандистов». Не генералы, конечно. Их кормить из офицерского котла не станут, парикмахера с «золлингеном» не пришлют.

– А нашим раненым револьверы выдавали, – негромко проговорил мой друг. – Помнишь, Родион? Никто не хотел живым в плен к большевикам попадать. А эти!..

Оглянулся, скользнул взглядом по тихим, безразличным ко всему красноармейцам.

– С них-то взятки – гладки, нижние чины, серая кость. Но генералы! Даже если попал в плен, не успел пулю в сердце вогнать, дерись до конца, хоть кулаками, хоть ложкой! А они позируют, мордами наетыми торгуют, да. Солдатиков сейчас в лагеря гонят, все дороги забиты, а их красные превосходительства жрут!

Шевельнул губами, словно желая сплюнуть. Вынул платок, долго протирал потную шею.

Спорить с мертвым другом не тянуло, но он сам выбрал тему.