Книга Ливиец - Михаил Ахманов

Кажется, все у них было продумано, все схвачено, план реанимации усопшего человечества разработан до тонкостей. Для меня, пожалуй, самое страшное заключалось в том, что я колебался, не в силах одобрить или отвергнуть их проект. С одной стороны, он был технически выполним и не посягал на принцип Ольгерда, поскольку экстрагировались психоматрицы гибнущих людей. Кроме того, он был несомненно гуманен; в силу своей профессии я видел столько страданий, крови и смертей, что мысль о более счастливой участи для умерших не вызывала у меня протеста. Совсем наоборот, она была мне так близка! Дать этим обездоленным, чья жизнь была такой короткой, беспросветной, мрачной, еще один шанс, возможность долгого существования и вечность в лоне Носфератов… Благородная задача! Но, если вдуматься серьезно, что произойдет на практике? Можно ли вернуть минувшее и повторить его в более счастливом варианте? Как это сделать? Не станет ли тысячелетняя жизнь цепью новых страданий и мук? Должны ли мы забыть о предках, когда воскресим их и переселим в девственный мир, либо оказывать им помощь тайно или явно? И кем мы станем в этом случае для них? Богами? Демонами?

Я задал этот вопрос Принцу и Брейну и ощутил, как их неколебимая уверенность сменяется сомнением. Они не знали! Их мысли сосредоточились на оживлении прошлого, тогда как проблема его согласования с настоящим откладывалась на потом. Я откинулся в кресле и попытался представить, возможен ли этот симбиоз. Я вспоминал свои странствия, не все, ибо их слишком много, но самые последние; я думал о людях, встречавшихся мне, и тех, в кого я воплощался сам. Способны ли они перемениться? Яхмос, повелитель Обеих Земель, его генералы Амени, Тхути и другие? Гибли, Ветер Смерти, со своими соратниками, рыжим Иуалатом, Усуркуном, Масахартой? Сифакс и Кайтасса из клана Леопарда, что в оазисе Уам-Неш? Потомки Инара – Пекрур, Пемалхим, Петхонс, Улхени? Урдмана, владыка Мендеса? Все они были людьми войны, всосавшими с материнским молоком склонность к разбою и грабежам, тягу к насилию и власти. Конечно, имелись и другие – ласковая Небем-васт, кроткая Дафна, а кроме них – тысячи тысяч крестьян, мореходов, рабов, ремесленников и торговцев. Частью инертная масса, частью питавшая страсть к резне, наживе, бунтам и неподчинению законам. Пороки, которые нельзя считать пороками; скорее – стойкое мировоззрение, в котором ненависть, страх и вражда были социальным инстинктом.

Можно ли его переломить? И какова цена такой метаморфозы? Во что она обойдется ломающим и тем, кого ломают? Нам и им?

Я посмотрел в зеленые зрачки Принца, в темные глаза Брейна. Потом спросил:

– Велик ли Койн Супериоров? Многих ли вы можете привлечь к проекту – скажем, на второй его стадии?

– При чем здесь это?.. – начал Принц, но Брейн ответил:

– Мы, разумеется, не можем равняться с Койнами Модераторов, Чистильщиков или Наставников. Нас несколько миллионов, шесть или семь… Я никогда не интересовался точной цифрой.

– Шесть или семь миллионов… Когда вы заселите хотя бы одну планету Триолета, на каждого из вас придется по паре тысяч человек из Темных Веков. Невежественных, испуганных и довольно злобных. Будут и другие – те, что привыкли к власти, к насилию, к своему божественному праву карать и миловать. Карать гораздо чаще и самыми разнообразными способами… Что вы сделаете с ними? Как заставите перемениться? Тоже начнете карать? Хорошим – финик и банан, плохих – под разряд излучателя, так? Но это легкая смерть, и многих она не испугает. Я мог бы поделиться с вами опытом устрашения… можно зарывать живьем в песок, бросать крокодилам или гиенам, медленно топить в мешке, спускать кожу кнутом, подпаливать пятки… Самые скорые методы сделать всех хорошими!

– Вы иронизируете, Ливиец! – воскликнул Принц. – Есть ведь и другой путь!

– Есть, уже пройденный – тысячи лет социальной эволюции и постепенного смягчения нравов. Но крокодилы, мешки и кнуты на этой дороге тоже были. Это, уважаемые, необходимый реквизит прогресса, и вам без него не обойтись. Особенно если по-быстрому, по-скорому…

– Такие методы для нас неприемлемы! – отрезал Брейн. – Уверен, что вы отлично это понимаете. Не будем, однако, забегать вперед. Наш проект касается восстановления жизнедеятельности предыдущих поколений. Перевоспитывать их мы не в силах. Это задача для всего человечества.

– Хороший вы ему готовите подарок, – сказал я и поднялся. – Надеюсь, что у Павла хватит мудрости, почерпнутой у Носфератов… В конце концов, решать не вам и не мне, а ему.

Бракенберри открыл проход в оранжерею, затем – на скалу, окруженную морем белесых мхов. Здесь я задержался. Стоял, смотрел на бессолнечное небо, на тянувшиеся к горизонту заросли, впитывал скромную прелесть и неизменность этого пейзажа. Чувства и мысли мои постепенно успокаивались, и я подумал, что так или иначе добился своего. Я пришел сюда, желая помочь Павлу, облегчить ему выбор или даже выбрать за него, и я убедился, что этого делать не нужно. Брейн прав, я ничем не мог ему помочь. Проблема, с которой мы столкнулись, не относилась ни к науке, ни к технологии, не имела аналогов в истории и касалась таких фундаментальных понятий, как право на жизнь и гарантии счастья. Это был неразрешимый морально-этической парадокс – неразрешимый в том смысле, что имелась масса доводов «за» и масса «против», и все они были вескими, логичными и чрезвычайно гуманными.

Проблема того же сорта, как вопрос о бесконечности Вселенной в пространстве и времени, думал я. Как раз для Галактических Странников и их посланцев! Возможно, они могли припомнить какой-то прецедент, имевший место в прошлом у одной из звездных рас, решившей миллионы лет назад реанимировать своих покойников. Возможно, подобных прецедентов не было, но этот вариант еще интересней – он означал бы, что в необозримых и вечных просторах Вселенной лишь человечеству пришла такая уникальная идея. Редкостной нелепости! Чем мы можем по праву гордиться…

Я покачал головой и усмехнулся. Нет, все это чушь, пустые увертки! Попытка переложить ответственность на чужие плечи – то, что уже сделали Принц и Брейн. Даже если у Носфератов есть ответ, лучше не спрашивать, не знать; бывает так, что их ответы сложнее заданных вопросов. Не стоит также забывать о факторе самоуважения – до сих пор мы справлялись со своими проблемами, а если впадали в ошибку, то выносили тяжесть содеянного на собственном горбу. Calamitas virtutis occasio, как говорили латиняне; бедствие – пробный камень доблести.

И все же выбор должен делать Павел! Из всех живущих – он и только он! Не потому, что он чей-то посланник, не потому, что провел с Носфератами три тысячелетия, не потому, что он старше всех в Галактике людей и обладает сверхчеловеческой мудростью. Дело в ином. Мы, обитатели Земли и звезд, раса бессмертных полубогов, владеющих временем и пространством, принадлежали к Новому Миру, и прошлое было для нас историей. Могли ли мы распоряжаться им? Имел ли вообще такое право хоть один человек из здравствующих и усопших? Разумеется, нет! Но если б некий Гений Мироздания искал кого-нибудь для этой роли, то, несомненно, выбрал бы Павла.

Его права неоспоримы, ибо частица прошлого принадлежала ему. Половина двадцатого века, в которой он оставил дом, родных, друзей и смысл прежней жизни.